Двуликий бог. Книга 2
Шрифт:
И, хотя я вспоминала рассказы мужа о тёмном, холодном и сыром обиталище цвергов с содроганием, это была добрая весть, насколько она могла бы быть доброй тем волнительным и сумбурным утром. С карликами-мастерами Локи водил дружбу, будучи одним из немногих, кого подозрительные и сварливые кузнецы принимали благосклонно. Жители Свартхейма отличались сложным нравом, были неприветливы, грубы и алчны, однако приятная внешность Локи, его природное обаяние и остроумие, скреплённые изысканной и умелой лестью, позволили богу лукавства совершенно очаровать мнительный народец. И если в каком из миров у Локи и было меньше всего врагов и недоброжелателей, так это в подземной стране цвергов.
Кроме того, карлики были самыми большими умельцами в кузнечном
Проснувшись пару часов спустя, я почувствовала себя лучше. Соль успела пройти оставшуюся до полудня часть своего каждодневного пути и теперь сияла высоко над Асгардом. Я не сразу поняла, что если это так, значит, утренняя дымка совсем рассеялась, что сулило добрые вести. Приподнявшись на локте, я осмотрелась. Асты в покоях уже не было. Должно быть, бойкая служанка вернулась к работе. Рассудив, что и мне следовало бы вспомнить об обязанностях госпожи огненного чертога, я села среди покрывал и подушек. Мне требовалось несколько минут, чтобы понять, унялось ли головокружение и могу ли я встать с постели, буду ли держаться на ногах. К счастью, слабость отступила, и я была готова встретить новый день с ясной головой. Пусть даже я пропустила добрую его половину.
Я не спеша покинула покои, спустилась в зал купален и с непередаваемым удовольствием смыла со своих плеч последние следы усталости. Ида, подоспевшая в самый подходящий момент, во всём помогала мне. Её удивительно нежные для служанки руки обладали какой-то благодатной силой. Ида была тихой и смиренной девушкой, отчего часто оказывалась незамеченной или неоценённой по достоинству, но в ней таилось столько бескорыстной доброты, честности и преданности, что я любила её больше всех вокруг, словно младшую сестру. И милая спутница отвечала мне взаимностью — я видела это по её сияющим глазам, угадывала в мягкости ласкового голоса. Служанка сопровождала меня весь этот долгий день. Время от времени я посылала её свидеться с Варди и узнать, нет ли каких-нибудь важных вестей. Я томилась нетерпением, но, увы, без каверзного рыжеволосого Локи Асгард, казалось, замирал. Всюду господствовали тишина и спокойствие. Везде, кроме моего глупого любящего сердца.
Признаться, я не знала, как далеко и долго нужно спускаться в Свартхейм. Мир цвергов был вторым местом, кроме, разумеется, владений Хель, где мне никогда не захотелось бы побывать. Даже к Муспельхейму я проявляла больше любопытства, пусть и не сумела бы выстоять перед его всепоглощающим жаром. А впрочем… Сколько раз я оказывалась такой стойкой перед буйной властью всепожирающего пламени, что удивляла не только всех окружающих, но и себя саму? И всё же мне было совершенно неясно, когда я сумею вновь увидеть своего злокозненного повелителя и сколько времени проведу в невыносимом одиночестве. Чтобы поменьше думать об этом, я занимала свой день заботой о чертоге и его обитателях, за всем наблюдала и всем распоряжалась, до самого захода солнца была на ногах, чем вызвала безмолвное порицание Рагны и Асты. Наивные добрые девушки… Они не понимали, что никакая усталость не могла сравниться с тем страшным безумием, что творилось в моей голове, если я останавливалась хоть на мгновение. Отчего-то теперь я совсем не выносила одиночества.
Как бы я ни стремилась обмануть ход времени, оно дразнило и казнило меня, лишь сильнее растягиваясь.
Я едва присела на краешек постели, когда внизу послышался страшный шум и грохот, заставивший содрогнуться весь чертог. Я вскрикнула, ощутив некий необъяснимый порыв, незримую волну, ударившую в моё тело, — я чувствовала её каждой частичкой кожи. Сердце взвилось к горлу и стучало как будто где-то между ключиц. Последний раз я испытывала нечто подобное, когда назвала имя Гулльвейг при Всеотце, и короткий гнев его сотряс Вальхаллу до основания. Только в этот раз наваждение оказалось во много раз сильнее. Гул внизу разрастался. Послышались озабоченные взволнованные голоса, торопливые шаги, обеспокоенные переговоры. Против воли мне вспомнилась та кошмарная ночь, когда турсы ворвались в золотые палаты. Тревожно обернувшись, я взглянула на деревянные двери, ведущие на веранду, и прислушалась. И хотя за моими плечами стояла умиротворяющая тишина, я испытала неуправляемый страх, подстегнувший меня и вынудивший подняться на ноги, оставить покои.
Ярусом ниже собирались обитатели золотого дворца. Со стороны главного входа к ним стекалась озадаченная стража. Воины были бледны, точно повидали саму Хель, и выглядели очень потерянными. Я проследила взглядом их путь от самых дверей и против воли вздрогнула. Крепкие высокие двери были выбиты и обуглены ближе к центру, кое-где оплавилась украшавшая их позолота. Всё прояснилось, и в тот же миг пронзительная дрожь ледяным касанием прошлась по спине, дыхание перехватило. Давно — возможно, никогда вовсе — я не видела бога огня в таком неистовом бешенстве. Что могло ввергнуть его в столь безудержный гнев?
Вздохнув, я поманила за собой стражу, приставленную к моим покоям, и медленно спустилась по лестнице, держась за ограждение. Горький опыт научил меня быть очень внимательной даже в моменты сильного смятения. Пусть моё сердце выпрыгивало из груди при каждом шаге, я старалась оставаться спокойной. И если не удастся быть, то хотя бы выглядеть. Огненные следы — горящий край расшитого полотна, почерневшая резьба, копоть на редком щите — привели меня к плотно затворённым дверям просторного каминного зала, где иногда приближенные хозяина чертога собирались все вместе после вечерней трапезы. Признаться, затворённые — это не слишком подходящее слово. Двери были захлопнуты с необыкновенной яростью и силой — об этом говорила глубокая трещина, расколовшая одну из створок в верхней части. Внутри раздавался шум страшного погрома, приводивший слуг в неясный трепет.
— Что здесь происходит? — на звук моего строгого голоса они обернулись, чуть помедлив, расступились, и вперёд вышла Рагна. Как и стража, она была устрашающе бледна, руки у стойкой и хладнокровной девушки ходили ходуном.
— Госпожа, — опомнившись, поклонилась она. — Я не до конца понимаю, что происходит, госпожа Сигюн. Повелитель вернулся в чертог, но он… — Рагна сглотнула, сама того не замечая, облизнула пересохшие губы. — Он не в себе. Сказать в ярости — мало. Господин всё сносит на своём пути… — это мне было ясно. Как и любому, кто не был слеп. Вздохнув, чтобы набраться храбрости, я обогнула Рагну и приблизилась к дверям. Служанка была так поражена принятым мною опрометчивым решением, что в исступлении замерла на месте, а придя в себя, побелела ещё сильнее, резко обернулась и схватила меня за локоть. Как вовсе не дозволено служанке, надо заметить.