Двуликий бог. Книга 2
Шрифт:
— Как тебя зовут? — спросила я, чтобы чем-то занять затянувшееся безмолвие и скрыть охватившее меня смятение. Сердце ликовало, наполняя грудь беспричинной радостью. Стало быть, он одумался, сделал первый шаг к примирению, возможно, даже раскаивался в содеянном! Здравомыслие немного остудило мой пыл, уняло неровное и скорое биение сердца: я не должна была расслабляться и доверять переменчивому повелителю, особенно зная, что ему ничего не стоит предать и опозорить меня вновь.
— Мия, госпожа, — кроткая улыбка снова озарила приятное, но непритязательное лицо служанки. Кивнув, я выслушала всё, о чём она хотела поведать мне, внимательно присматриваясь к новой помощнице. Эта маленькая хрупкая молодая женщина показалась мне очень предприимчивой, разумной и рассудительной — наделённой качествами,
— Ты поднимешься, если со всей ответственностью и усердием станешь относиться к возложенным на тебя обязанностям, — глядя в красивые глаза прислужницы, заключила я. Она захлопала светлыми ресницами от волнения, наклонила голову в знак повиновения. — Я скажу тебе, отчего Рагна отправилась в изгнание. Она проявила своеволие и дерзость, смела лгать и скрывать от меня свои дела и замыслы. Не повторяй чужих ошибок, Мия. Я требую от тебя, как и ото всех остальных во дворце, лишь верности. Обо всём важном или подозрительном, происходящем внутри и вне чертога будешь докладывать мне. По любым вопросам советоваться со мной, в каждом спорном деле спрашивать моего дозволения. Тебе ясно? — девушка кивнула, приняла протянутую руку, коснулась тыльной стороны ладони лбом, затем отошла. — Ступай. Будешь помнить мой завет, не узнаешь никаких бед в золотых палатах.
Мия поклонилась и покинула покои. Плохо скрытое торжество сияло на её правильном личике. Я усмехнулась и подозвала к себе Хельгу. Ещё некоторое время после тщательного осмотра, который ответственная лекарь взяла за ежедневное правило, мы провели за беседой. Я уважала мудрую женщину за то, что она никогда не принимала чью-то одну сторону и избегала всяческой категоричности. Хельга внимательно наблюдала и размышляла, пыталась понять, что же движет господами или подчинёнными. В нашей затянувшейся ссоре с Локи она сохраняла почтительные и благожелательные отношения, как с госпожой, так и с господином. Она убеждала меня смягчиться и не огорчать ни себя, ни повелителя, и я не сомневалась, что точно такие же воспитательные беседы женщина проводила и с ним, если выпадала возможность.
Нас разлучил Локи, явившийся в мои покои под вечер. Я встречала его, сидя на подушках у камина. Как ни странно, я продрогла. Дитя под сердцем больше не истощало, но и не согревало меня, и я опасалась, что оно ослабело вместе со мной, едва не погибнув один раз за другим. Я обратила к повелителю лицо, однако не смотрела в глаза, а куда-то сквозь него с выражением совершеннейшего безразличия. Статный ас был спокоен, собран, только лицо побледнело и осунулось с момента нашей последней встречи, словно на него обрушились долгие ночи мучительных переживаний. Он вздохнул, прошёлся по опочивальне, точно пытался собраться с мыслями, силясь начать разговор. Я не торопила, молчала, с подчёркнутым интересом рассматривая уютное алое пламя, теплившееся в камине. Однообразный плавный танец огня успокаивал.
— Как ты, Сигюн? — наконец, приблизившись, спросил он. Я повернула к нему голову, прислушавшись, но не ощутила в себе ни сил, ни желания отвечать. Его голос — мягкий, приглушённый, чуть хриплый — манил и увлекал не меньше пламени, плескавшегося в очаге. Он ласкал, окутывал и согревал. Как же я скучала по нему. Но между нами разверзлась пропасть. Тоненьким, непрочным мостиком, соединявшим её края, оставался ребёнок, которого, вопреки всему, я носила под сердцем. Однако мне казалось, что этого недостаточно, чтобы преодолеть зияющий злой тьмой разрыв. — Молчишь?.. — Локи помолчал тоже, словно ещё надеялся услышать от меня ответ. Я знала, что подобного удовольствия ему не доставлю. Усмехнувшись, притягательный бог обмана присел рядом со мной, протянул руку. Я содрогнулась, предугадывая прикосновение мужа, нервно повела плечом
— Тебя трясёт от отвращения так же, как при нападках йотунов, — снова горько усмехнулся он, склонив голову, прикрыв глаза. Болезненная ухмылка так и замерла на побелевших губах. Ощутив укол совести и сочувствия, я вздохнула, облизнула губы. — Ты ненавидишь меня столь же сильно, как их, не так ли?.. — ироничный, точно смеющийся над самим собой голос повелителя задел меня за живое, потому что был искренним. Редко когда по тону угадывалось истинное состояние и настроение двуликого бога, но в такие моменты он не мог изменить его, подделать настоящие чувства. Впервые за долгое время я посмотрела супругу глаза. Пусть в них и плясали отголоски пламени из камина, не осталось ни лукавства, ни издёвки, ни высокомерия. Он был потерян и смущён. Локи, которого я знала настойчивым и несгибаемым, полным надменности и самолюбия!
Я раскрыла дрогнувшие губы, но ничего не смогла сказать, покачала головой. Ненавидела ли я бога огня, как турсов? Пожалуй, я ненавидела его даже сильнее. Что могли наёмники? Отобрать мою честь, жизнь? Локи сделал то же, не прибегая к насилию. Вместе с тем растоптал мою гордость и сердце, лишил верного друга и самоуважения. Как я могла пожалеть его, когда он ни одну из нас не пожалел? Потому я ничего не ответила ему. Во мне таились только ненависть и боль. Словно угадывая мои чувства, каверзный ас вдруг сорвался с места, прошёлся по покоям своим резким стремительным шагом, запуская пальцы в волосы в порыве то ли отчаяния, то ли гнева. Выразительные губы перекосило злостью. Я знала, насколько его выводит из себя моё равнодушие и неповиновение. Первый раз за много лет я ему не принадлежала.
— Твоё упрямство тебя погубит! — выдохнул он и круто развернулся, так, что воздух ударил в лицо. Огонь в очаге взметнулся, опалил щёки, и, хотя голос господина почти не дрогнул, я поняла, что он пребывал в диком вспыльчивом бешенстве. Он направился к дверям, сжимая и разжимая кулаки, заставляя белеть костяшки пальцев. Остановился, набрал в грудь воздуха, верно, хотел сказать нечто очень колкое и обидное, но в последний миг передумал, вышел вон, хлопнув дверью. Я выдохнула, расслабилась. Глаза оставались сухими, но в груди поселилась тревога. Она разрослась и охватила всю меня, когда, спустя некоторое время, я вышла на веранду подышать свежим воздухом, и случайно увидела, как бог лукавства гонит вороного коня прочь из золотого дворца.
Долгое, очень долгое время Локи не возвращался в Асгард, и я начала было думать, что он уже никогда не вернётся в родной чертог. Однако эта мысль не принесла мне облегчения. Казалось, если бы Локи исчез в одном из других миров, я осталась бы в Асгарде в богатых палатах, полных слуг, где я стала бы единоличной хозяйкой, пользовалась бы покровительством могущественных и благодушных верховных богов, окружённая также любовью и преданностью детей. Никаких больше слёз и разочарований, никаких предательств и злоключений. И, вопреки всему, сердце моё замирало от подобных страшных сомнений, и всё внутри живота трепетало и тянуло в невидимую пустоту. Тогда, в разлуке, я поняла, что всё ещё люблю бога огня и не могу представить себе жизни без него. Был ли это дар или проклятье, я ничего не могла поделать с собой.
Говорили, Локи отправился в Йотунхейм, а затем и Тора увлёк за собой. Злые языки судачили, что движимый необъяснимой и неуёмной ненавистью, двуликий бог заманил защитника Асгарда в подлую ловушку и едва не обрёк того на гибель. Громовержец действительно пропадал где-то за пределами крепости асов, но всё-таки вернулся. Правда, ходил хмурый и задумчивый, но кто мог знать, что послужило тому причиной?.. Я не хотела верить слухам и грязным обвинениям, но сердце и разум подсказывали мне, что в ярости Локи способен и не на такое вероломство. Не давало о себе забыть и золотое сердце Гулльвейг. Должно быть, она затаилась, ждала чего-то. В памяти всплыло её пророчество об ошибке, которую однажды мне придётся совершить. И я обмерла: что, если я на самом деле совершала страшную ошибку, утратив бдительность? Ту роковую оплошность, которой ждала ведьма-великанша?