Двуликий бог. Книга 2
Шрифт:
Мысли путались, и я бродила по родному чертогу, словно в воду опущенная, терзаемая зловещими предчувствиями. Мне вспомнилось, как совсем юной и наивной я ожидала возвращения трепетно любимого тогда ещё супруга, как выбежала на лестницу, заслышав звук желанного голоса, как скатилась с неё, пересчитав ступеньки, потеряла первого ребёнка. Клещи необъяснимого и непреодолимого страха сомкнулись у меня на шее, лишая воли. Как же я любила его! Как же он любил меня, как любил это дитя, если приказал высечь такое множество слуг!
Не только он совершал ошибки, не только я прощала провинности. Могла ли одна (или несколько — я так и не знала) из наложниц разрушить, уничтожить эту страстную
Глава 24
В ту тревожную ночь я спала не более трёх часов, и к восходу солнца голова моя раскалывалась от сомнений и усталости. На краю постели сопела Ида — с недавних пор я не могла заснуть в одиночестве. Да и вместе с преданной служанкой, как выяснилось, тоже. Хельга ужасно рассердилась бы, узнай она о моей безответственности и небрежности по отношению к ребёнку, которого я носила под сердцем. Добрая лекарь уже отчаялась предупреждать и просить меня о благоразумии. Впоследствии, когда я вспоминала о своём неразумном поведении, щёки наливались жаром от стыда, но тогда я ничего не могла поделать со своей мятежной душой. Я не хотела жить, и дитя во мне являлось преградой к столь желанной свободе. Я томилась им, в чём после раскаивалась каждый свой день.
Уже не надеясь заснуть, я поднялась с постели, разбудила Иду, и мы вместе спустились в зал купален, чтобы омыть тело и вселить в него бодрость. Переодевшись, расчесавшись, умывшись, я испытала облегчение, сумела робко улыбнуться, показаться прислуге. Мия каждое утро после переодевания встречала меня, докладывала о происходящем в чертоге, спрашивала совета о распределении работы обитателям золотого чертога, а затем с неизменной бойкостью приступала к исполнению своих обязанностей. Служанка казалась мне неутомимой, и я догадывалась, что она так гордится своим назначением, что всё в её труде приносит ей удовольствие. Мия стала для меня даром свыше, поддерживая и помогая, никогда не забывая о почтительности, я не скрывала своего расположения к ней.
Едва старшая среди слуг и служанок скрылась за дверью, на пороге показался Локи. Признаться, впервые за минувшее время я была рада его видеть, хотя изо всех сил старалась, чтобы ни единое тёплое или радостное чувство не отразилось на моём лице — он должен был знать, что я не забыла и не простила. Тем не менее, какое облегчение я испытала при мысли, что он вернулся домой и на следующее же утро был у меня! О всеведущие норны, как мне хотелось тешить себя надеждой, что причина тому заключается не только в наследнике! Взглянув на суровое лицо господина, Ида поклонилась и вышла — я не стала останавливать её. Сцепив руки под грудью и стараясь унять охватившую меня дрожь, я поклонилась с особым изяществом, украдкой пробежала взглядом по облику мужа.
Двуликий бог стал старше, я заметила это первый раз за много лет. Дело было даже не в том, что, покинув Асгард, он на долгий срок отказался от живительных яблок Идунн, — красота и сила по-прежнему не покидали его — однако что-то такое таилось в спокойных холодных глазах, в ожесточившихся, чётче проступавших чертах лица, в сдержанном и задумчивом выражении. Мне показалось даже, что на миг промелькнула серебристая прядка в роскошной огненно-рыжей гриве волос, собранных в небрежный хвост на затылке. Не веря своим глазам, я потёрла веки, взглянула снова, однако она мне больше не попадалась. Повелитель приблизился
— Ты всё такая же холодная и неприступная, моя госпожа, — он улыбнулся одними уголками губ, и во взоре янтарно-карих глаз промелькнула печаль. Я молчала, стояла, замерев, точно выточенная из дерева фигурка, хотя сердце билось с неистовой силой и вздрагивало каждый раз, когда тёплые, чуть шероховатые пальцы касались кожи. — В последнюю нашу встречу твоя отстранённость ввергла меня в такую ярость, что я всерьёз испугался, что сорвусь и сверну тебе шею. Думал, ледяной ветер Йотунхейма остудил мой пыл, вселил равнодушие к тебе и твоим выходкам, — сердце защемило в этот миг, губы предательски дрогнули, отчего я была вынуждена склонить голову и отступить на шаг, — но вижу тебя, Сигюн, и понимаю, что нет, — бог огня усмехнулся, скрывая горечь в голосе, сокрушённо покачал головой. Казалось, он силился улыбнуться, но губы не слушались его. — Я привёз тебе подарок.
— Это ни к чему, — неожиданная смена темы беседы так удивила меня, что я даже ответила мужу, хотя вовсе не собиралась. Впрочем, судя по болезненно блестящим глазам, сухость и безразличие моего голоса ранили его сильнее, чем презрительное молчание. Во время затянувшегося безмолвия я обдумывала слова лукавого аса. Он хотел меня забыть… Эта мысль тотчас пронзила тело противными колкими мурашками. Я поёжилась. Хотел, но не смог. Подобное признание, в свою очередь, рождало удовлетворённую, почти польщённую улыбку на моих губах.
— Если тебе не по душе слово «подарок», — вновь обретя деланное внешнее спокойствие, продолжал Локи, словно ничего не произошло, — то пусть это будет… Расплата за проступок. Один из многих моих проступков, — я удивилась ещё больше и не нашлась, что возразить. Поглядев на меня пристальным взором, лукавый ас вполголоса позвал кого-то из-за дверей. Они распахнулись, и в покои вошла девушка.
Мне пришлось опереться о спинку деревянного кресла, чтобы не упасть. Прошло никак не меньше нескольких долгих минут, прежде чем я сумела совладать с собой и закрыть рот. Всё тело опять пробила ледяная дрожь, руки похолодели, кончики пальцев дрогнули. Я не могла собраться с духом, чтобы поднять ресницы и снова взглянуть перед собой, потому что за плечом Локи стояла… Аста. Моя Аста, которую я помнила и не узнавала в одно и то же время. Это без сомнения была она, только лицо умершей девушки бледнело луной на ночном небосклоне, яркие синие глаза утратили ясность и стали серыми, но не такими живыми и завораживающими, как редкой красоты глаза Мии, а бледными, пустыми, медно-рыжие волосы потускнели. Вся она казалась какой-то выцветшей, усталой, утомлённой. И хотя глаза её смотрели на меня с прежней нежностью и верностью, облик служанки пугал меня до совершенного остолбенения.
— Этого… этого не может быть… — задеревеневшими губами прошептала я, сильнее сжимая спинку кресла. Аста улыбнулась, вышла из-за спины повелителя и поклонилась мне, как в прежние времена, но в улыбке её, тоже, казалось, ничуть не изменившейся, отсутствовало всякое выражение, она не несла ни любви, ни тепла. Мелкая дрожь новой волной прошлась вниз по спине. — Как… Как такое возможно?.. Я же видела… Все видели… — мне понадобилось некоторое время, чтобы обрести самообладание. Локи не торопил, со снисходительной улыбкой наблюдая за моим смятением. Насколько ярче, красивее и сильнее он казался рядом с бледной тенью, когда-то являвшейся привлекательной и полной жизни девушкой. — Локи… Ведь оттуда… Из Хельхейма не возвращаются. Как же такое возможно?..