Двуликий бог. Книга 2
Шрифт:
Признаться, после третьего раза я утомилась и намеревалась уснуть на тёплом плече мужа, однако ненасытный нрав сладострастного аса не позволил мне забыться раньше времени. Потому четвёртый раз стал очень мягким, нежным, неторопливым. Движения казались ленивыми и грациозными, точно в танце. Вёл опять он. Я подчинялась с удовольствием, хотя лишь некоторое время назад мне дозволялось делать с любовником всё, что заблагорассудится, и это увлекало ничуть не меньше. Прикрыв глаза, я прислушивалась к ощущениям своего тела, чуть притуплённым усталостью, а оттого всё происходило, как во сне. Как в лучшем из моих снов… Раскрыв губы, я мягко постанывала, ведомая его движениями. Он склонился ко мне, коснулся губами щеки, опаляя кожу жарким дыханием, и вслушивался, словно в музыкальное звучание.
—
Я так устала за ту долгую насыщенную ночь, как, казалось, не уставала за последние месяцы. Когда я проснулась, солнце уже взошло над Асгардом, а птицы заливались весёлыми трелями, радуясь новому дню. Мир преобразился. Сломленная горем и переживаниями, я успела позабыть, как он прекрасен, когда сердце наполнено любовью и беззаботной лёгкостью. Рядом, уткнувшись носом в моё плечо, отсыпался Локи. Золотисто-коричневые ресницы и брови переливались в лучах Соль, лицо казалось умиротворённым, а уголки губ чуть приподнимались, точно он улыбался во сне. Несколько минут я молча любовалась мужем, затем коснулась огненно-рыжих волос, скользнула по спутанным волнам ладонью, покраснела при одном воспоминании о минувшем вечере. И улыбнулась — счастливо, открыто, искренне, как давно не улыбалась.
Едва я решилась предпринять робкую попытку к бегству и переползла к краю постели, как стремительная ловкая рука поймала меня за талию и притянула к себе. Приоткрыв один глаз, Локи смотрел на меня лукавым лисьим взглядом. Прежде, чем он успел отвлечь меня поцелуем, я отметила, что и в его глазах много дней не видела подобного озорного мальчишеского задора. Побег не удался, и мы не выбирались из постели до самого полудня, взволновав прислугу. Ночные похождения не утолили его жадного желания, и уже после второго раза я весело подумала, что наложницы, пожалуй, были не такой уж плохой затеей. И тут же отогнала от себя подобные мысли. Он мой и только мой. Так будет всегда, пока я дышу и ступаю по земле Асгарда.
— До чего же ты ненасытен, мой повелитель, — смеясь, укорила его я, прижавшись щекой к пылающей груди и восстанавливая дыхание. Сердце сильными мерными ударами ударяло о клетку рёбер, эхом отдавалось в ушах. Ничего подобного я не могла припомнить с первых дней своего замужества. Выходит, и в длительных размолвках можно найти свои достоинства. Если они обретают счастливое разрешение, конечно.
— Моя лунноликая госпожа, ты столь притягательна, что я ничего не могу поделать с собой, — в том же насмешливом легкомысленном тоне отозвался хитрец, поглаживая меня по волосам. Откинувшись на подушки, он тяжело дышал, но красивое волевое лицо лучилось от счастья и самодовольства. Я улыбнулась и удобнее устроилась у него на груди, не считая нужным отвечать. В тот миг нам требовались не слова и речи, а время побыть вдвоём. Время, которое исцеляет любые раны. Время, которого в рамках вечности нам осталось отведено не так уж и много…
* * *
Со дня нашего примирения жизнь потекла своим чередом, и я вновь обрела покой. Казалось, судьба играла со мной, словно хищник со своей жертвой. Чем большее она даровала счастье, тем более страшное затем на меня обрушивалось страдание, а в миг, когда я становилась близка к погибели от боли и отчаяния, провидение снова возрождало меня к жизни любовью и благополучием. И в такие моменты я боялась представить, что же беспощадные высшие силы уготовили мне на будущее, и что произойдёт со мной в тот день, когда я, наконец, сломаюсь, не сумею справиться, подняться. Подобные мысли сеяли в сердце отравляющую тревожность, а так как на мою долю выпадало мало радостных дней по сравнению с ненастными, я не
Шли годы. Вали рос и добавлял нам как хлопот, так и поводов для смеха. Как оказалось, если старший брат перенял от матери хотя бы основополагающие черты характера, то младший наследник ограничился невинными голубыми глазами, а вот нравом определённо пошёл в отца. С возрастом он становился всё беспокойнее и непоседливее, был вспыльчив, непредсказуем и своеволен. И хотя сынишка не был лишён отцовского ума и сообразительности, он всё чаще направлял свою неуёмную энергию в нежелательное русло. Его неожиданные выходки подчас приводили меня в ужас. С ранних лет Вали любил оружие, интересовался охотой. Однако, если Нарви стремился совершенствоваться и оттачивать свои умения, то Вали, прежде всего, любил убивать.
Я не замечала, чтобы Локи любил младшего сына меньше, нежели первенца, однако он без сомнения был с ним гораздо более суровым, строгим и требовательным. Только не давая подрастающему наследнику и минутной передышки, он умудрялся держать горячего сына в узде. Если же по тем или иным причинам повелитель не успевал заниматься ребёнком сам, ответственность за его выходки переходила на стражников золотого чертога. Хакану было дозволено обращаться с заносчивым господином, как со своими подчинёнными. Это произошло после того, как Локи поймал проказника за унижением предводителя стражи и напоминанием о его положении раба. При них обоих хитроумный бог не сказал ни слова, не стал вмешиваться в ситуацию и молча увёл Вали, чтобы вскоре высечь сына своими руками. Лучше всего Вали понимал язык силы.
Жёсткость и непоколебимость бога обмана, заставлявшие жалостливое материнское сердце обливаться кровью, принесли свои плоды. Хлыст вселил в юного господина понимание дозволенного и запретного, научил почтительному обращению и с господами, и с вверенными им верными прислужниками, а также тому, что на любую силу и влияние найдётся сила и влияние не меньшее. К моему большому удивлению, пылкий мальчишка боготворил отца, несмотря на его решительные меры воспитания. Никогда, даже в короткий период вседозволенности, Вали не смел произнести неуважительное слово о повелителе, неизменно прислушивался к его мнению и подчинялся его воле, хотя был наделён узнаваемой язвительной и насмешливой манерой речи.
Вторым предметом обожания для достигшего сознательного возраста юного господина стал старший брат. Нарви всегда обращался с братом с ласковым снисхождением, но пока тот оставался ребёнком, слишком большая разница в возрасте разделяла их. Однако когда Вали подрос и под влиянием повелителя остепенился, заключив сомнительные наклонности в оковы собственной воли, братья сблизились ещё сильнее и начали проводить большую часть дня друг с другом. Только тогда Локи сумел отвлечься и ослабить власть над младшим сыном. Хоть мы никогда и не говорили об этом, тем не менее оба понимали, что послужило причиной тому, что Нарви и Вали так сильно отличались друг от друга характером и повадками. Как и то, насколько опасным это могло оказаться в будущем.
К счастью, Нарви оказывал значительное влияние на брата. Благодаря его усилиям, Вали научился быть хладнокровным, разумным и рассудительным. Он так же привил своему спутнику понимание ценности жизни каждого существа, наделил младшего брата милосердием и сдержанностью. Чем больше они были вместе, тем больше Вали исправлялся, и тем сильнее Локи любил и ценил старшего сына. Нарви стал воплощением лучшего, что существовало в нас обоих. Вали… Я надеялась, что любовь и внимание семьи сумеет искупить те ошибки, что совершали его родители. Ощущая его неуверенность и лёгкую ревность к брату, с которым отец обходился заметно благосклоннее, я никогда не лишала сына своего внимания и ласки. Оттого и он отзывался мне с благодарностью и нежностью, хотя и не любил проявлять свои чувства. В целом, много лет мы жили мирной и счастливой жизнью, семья росла, мы становились всё более сплочёнными и терпимыми к слабостям и недостаткам друг друга.