Двуликий бог. Книга 2
Шрифт:
Гнев мой, однако, поутих, когда молодой воин, покачиваясь, сделал пару неуклюжих шагов в моём направлении и рухнул ничком, грозя разбить себе нос. Слуги, не сговариваясь, бросились к несчастному, я послала за лекарями, чувствуя, как в груди защемило сердце. Варди потерял много крови, на нём и живого места не осталось. Он явился один, хотя никогда прежде не давал повода усомниться в своей верности господам. Он ни за что не бросил бы их, защищал до последнего вздоха. Значило ли это… Значило ли, что моих сыновей уже нет в живых?.. Я закрыла глаза, обняла себя за плечи, чувствуя, как слабею, а всё тело прошибает холодная дрожь. Подоспевшие Хельга и её подчинённые оттеснили меня в сторону, принялись за измученного Варди. Я
— Го… госпожа… Мне нужна госпожа! — Варди открыл глаза и с трудом разлепил губы. Не до конца осознанный взгляд юноши блуждал по залу, точно искал кого-то, и в их глубине я уловила страх настолько искренний, что мне и самой поплохело.
— Молчи, Варди, береги силы! — оборвала лекарь. — Ты истекаешь кровью…
— Оставь, Хельга, — я подошла к ним и, склонившись, положила ладонь на плечо сосредоточенной прислужницы. — Пусть скажет то, что хочет сказать. Кажется, это очень важно, — я сглотнула и присела на колени рядом с женщиной, с нежностью матери коснулась щёк раненого стражника и бережно приподняла его голову. Рассеянные серо-зелёные глаза, казалось, смотрели мне в самую душу. Вздохнув, я закусила губу, с сочувствием поглядела на белое, словно молоко, лицо. — Я слушаю тебя, Варди.
— Госпожа… Моя милосердная госпожа, я не сумел их уберечь… Я не мог остановить их, но уберечь должен был! — на глазах молодого мужчины выступили слёзы, и в груди похолодело, отчего я не сумела сделать следующий вдох. — Никто не понял, что произошло. Асы накинулись на нас, пылая от гнева, стащили господ с коней и повязали. Мы с Ульфом сделали всё, чтобы их защитить, но противники превосходили нас числом. Ульф пал от неудачного удара Тюра. Меня намеревались связать тоже, но я извернулся и всадил кинжал в плечо Фрейра, так и сумел добраться к Вам. О боги-покровители, это никак не сулит мне добра, — дрожащие бледные губы усмехнулись, и с уголка потекла алая дорожка. Хельга, стиснув зубы, останавливала кровь, перетягивала раны. Варди, казалось, не замечал её, не сводя с меня глаз. Он поднял трясущуюся руку — ту, что ещё подчинялась ему — и нащупал моё запястье, сжал, что было силы, но я почти не ощутила прикосновения. Слуга слабел. Собравшись с мыслями, он продолжал:
— Боги увезли Нарви и Вали в Мидгард, госпожа. Я слышал их глухие переговоры: они отправляются к реке, на которой жил колдун Хрейдмар, к той самой, где Всеотец и повелитель погубили его сына-оборотня Отра… Это… Это злое место, госпожа. Быть беде… Если Вы не вмешаетесь, быть беде, — воин поперхнулся и закашлялся, на губах проступила кровь. Я аккуратно приподняла слугу за плечи, чтобы позволить отдышаться. Руки немели под поджарым, удивительно тяжёлым телом, но я не обращала на них ни малейшего внимания. Сердце билось безумной птицей. — Простите меня, госпожа… Я сделал, что мог, но этого оказалось недостаточно. Я умоляю Вас, простите меня за всё… Ведь я так… — голос Варди становился тише и тише, после чего, наконец, оборвался. Блестящие от слёз глаза дрогнули в последний раз и замерли, губы остались раскрытыми. Хельга в отчаянии заломила руки. Стражник скончался.
Спускаясь в Мидгард в сопровождении Хакана и двух отобранных им воинов, я много думала о том, что же бедный молодой человек не успел мне сказать. Конечно, я его простила. Простила бы вне зависимости от столь печального конца. Сколько я знала воина, Варди самозабвенно служил Локи, мне, Нарви, а затем и Вали. Не найдя снисхождения у своего отца, он обрёл утешение в обществе братьев, пусть и не осознавал кровной связи ни с тем, ни с другими. И отдал жизнь за них, как и полагается честному слуге, доблестному воину и любящему брату. Я опасалась рождавшего болезненные уколы ревности сходства с Локи и не доверяла
Помню, мы скакали во весь опор, с грохотом раскидывая в стороны песок и мелкие камешки, а я ничего не слышала за оглушительным биением взволнованного любящего сердца. Могли ли асы и ваны так обезуметь от ненависти, чтобы излить гнев за проступки отца на его невинных сыновей? Нет, Всеотец никогда подобного не допустит. Должно быть, это просто страшное недопонимание, роковая ошибка. Я обращусь к отцу ратей и объясню ему, что Нарви и Вали не могут быть в чём-либо повинны, поскольку всё это время находились в золотом чертоге под моим присмотром и не встречались со своим противоречивым повелителем.
«Но что, — снова вопрошало чуткое материнское сердце, — если они нашли бога обмана во время твоей болезни? Что, если уже успели провиниться под влиянием каверзного аса? Как ты сумеешь защитить их?..» Нет, я в это не верила. Это было решительно невозможно, Нарви не позволил бы подобному случиться и огородил бы младшего брата от соблазна. Он благоразумен, рассудителен, милосерден. Он может ускакать из пламенного дворца, не спросив разрешения, чтобы отыскать отца и утешить мать, но он ни за что не согласится на поступок, противный его совести и чести. В нём течёт моя кровь, живёт моё чувство справедливости. Он не поддастся пагубному искушению и убережёт своего горячего спутника. Асами движет не более чем подозрение, и я сумею развеять их сомнения перед лицом Одина и собрания верховных богов.
Наивная легковерная Сигюн! Как же я заблуждалась! Ведь я и правда верила, что ослеплённые яростью и местью обитатели Асгарда дадут мне слово, прислушаются к гласу рассудка. Думала, что справедливый Один опомнится, рассудит, кто виноват, а кто невинен, хотя не раз уже мне доводилось становиться жертвой его несправедливости и безразличия. Но я лишь подгоняла коня, склонившись к тёмной гриве, полная нетерпения и бесхитростных надежд! Я так спешила, что скалы и сосны пролетали мимо, сливаясь в единый серый поток, что сильный встречный ветер то и дело норовил выкинуть меня из седла, что резкие удары воздуха в лицо рождали слёзы на уголках глаз. Как я торопилась! Но, несмотря на все мои старания, на всё моё рвение и упорство, судьба жестоко посмеялась надо мной. Я опоздала.
Когда на спуске с пригорка перед нами, наконец, открылась широкая бурная река и противоположный берег, глазам явилась страшная картина, заставившая сжаться моё глупое доверчивое сердце. Окружение асов, ванов и их слуг смыкалось вокруг загнанного в ловушку бога огня. Очевидно, упрямец-Локи не сдавался долгое время, потому что одежды стали тёмными от крови и пота, а противники, хоть и взяли его в кольцо, словно загнанного зверя, не решались подойти ближе. У некоторых из них обгорели волосы и бороды, были обожжены лицо и руки. Все они присутствовали при пленении двуликого бога: Один и Тор, Тюр и Хеймдалль, раненый Фрейр и Хермод, а также множество прочих лиц, прежде знакомых и близких.
Я уже собиралась отдать Хакану и его спутникам приказ броситься на помощь лукавому асу, когда небосвод разорвал оглушительный раскат грома, и Всеотец поднял вверх руку, привлекая внимание асов и призывая к тишине. Надежда в последний раз всколыхнулась в моей доверчивой душе. Даже Локи остановился, хотя ещё мгновение назад огненная волна сбила с ног с десяток слуг, брошенных на него. Я взглянула на мужа. Бледный, ослабленный, но обезумевший от злости, он тяжело дышал. Глаза горели яростным огнём, рыжие волосы извивались на ветру, точно медные змеи, красивое лицо перекосило от гнева и боли. Он был ранен и не раз: я угадывала это по тёмным подтёкам крови на простой светлой рубашке, по скованным движениям и резким отрывистым жестам. Один между тем подал знак, и толпа расступилась.