Двуявь
Шрифт:
– А за эти два дня, - спросил Фархутдинов, выпустив за окно струйку сигаретного дыма, - клеймо себя ещё проявляло?
– Заболело, когда Тоню впервые встретил. Потом на скале, хотя уже не так сильно. Что это означает?
– Я бы ответил, что мать-история обратила на вас внимание, хотя и понимаю, что подобная фраза несколько диссонирует с обстановкой, - он небрежно обвёл рукой модерный интерьер кабинета.
– Да, Юрий, вас 'заклеймили' не мы, а более... гм... стихийная сила. Мы мало понимаем её природу,
– К чему же, например?
– Вот, - комитетчик ткнул пальцем в окно, за которым раскинулся предпраздничный город.
– Страна живёт и смотрит на звезды, хотя могло быть, поверьте, гораздо хуже.
– То есть результат - те самые чудеса, о которых вы говорили?
– Да, если вам больше нравится это слово.
Теперь уже Юра взял паузу. Мрачно допил лимонад, пытаясь осмыслить то, что услышал, потом пробурчал:
– Тогда повторю свой главный вопрос. Почему я? И что мне теперь со всем этим делать?
– Давайте прикинем. Значит, вы говорите, клеймо проявило себя позавчера, плюс вчера в горах...
– И ещё сегодня, - нехотя сказал Юра, - только я не уверен, что это тоже считается. Это вроде как сон был, кошмар под утро.
– Кошмар? Припомните, пожалуйста, детали.
– Ну, я проснулся рано. И вижу - с балкона идут какие-то трое. Лиц не разобрать, глаза - провалы чёрные, жуткое впечатление. Я лежу, шевельнуться не могу, они смотрят... Собственно, всё. Потом будильник зазвонил, и они исчезли.
– Они что-нибудь спрашивали у вас? Пытались что-то узнать?
– Нет, молчали. Только разглядывали, как будто под микроскопом.
– Вы точно уверены, кто это случилось ещё до звонка будильника?
– Ну, в принципе, да. Говорю же, звон меня разбудил. А почему вы спрашиваете?
– Так, на всякий случай, перестраховка. Юрий, я вас попрошу на будущее - если снова придут химеры...
Он сбился на полуслове, прислушиваясь к чему-то. Спустя мгновение Юра тоже уловил тонкий писк, а в кабинете сгустился сумрак.
***
Фархутдинов застыл, опершись на подоконник. Клубы сигаретного дыма неподвижно повисли в воздухе, небо над городом из лазурного стало кобальтовым, позолота на тополиных кронах будто потемнела от времени. Белая оконная рама выделялась на этом фоне с неестественной, болезненной резкостью. Казалось, кто-то (наверное, тот самый режиссёр-абсурдист, что издевался над первокурсником в последние двое суток) сделал стоп-кадр и обработал его в фоторедакторе, играя с красками и полутонами.
Потом наваждение схлынуло.
– Юрий, - спокойно произнёс комитетчик, - прошу меня извинить, но нашу беседу придётся продолжить позже.
– Вы издеваетесь?
– прозвучало несколько истерично, но сдерживаться уже не было сил.
– Вызвали, а теперь выгоняете?
– Обстоятельства изменились. Вы же сами только что наблюдали.
– Так объясните, в конце концов! Откуда эти световые эффекты? Что они значат? Прямо как позавчера, на балконе. И что это за химеры, про которых вы...
– Пожалуйста, Юрий, не надо, - попросил собеседник мягко.
– Сейчас разумнее сделать паузу.
– Да что вообще происходит?!
– Пока, к счастью, ничего страшного. Мы не попали в фокус.
– В фокус? Товарищ Фархутдинов, простите, но меня от этих загадок уже тошнит, - Самохин поднялся.
– Вы говорили - дело добровольное? Ладно, ловлю вас на слове, больше можете не звонить.
Эта тирада, однако, не произвела впечатления на хозяина кабинета. Присев на подоконник, он скрестил руки на груди и сказал:
– Вы правы, в ближайшее время звонки излишни. Вы услышали и усвоили вполне достаточно для того, чтобы сделать правильный вывод. Время терпит, у нас есть фора. Они шарят почти вслепую, не видят вас наяву.
– Они - это те, безликие? Что значит 'шарят'? Можно, наконец, без метафор?
– Нет, Юрий, уже нельзя, - ответил комитетчик серьёзно, - в том-то и сложность. Я попытался говорить прямым текстом, и вы видели результат. Слово материально, иногда иносказание и умолчание - лучший способ защиты.
– Значит, мы в опасности?
– Пока, повторяю, ничего страшного. Большего сказать не могу. И поверьте - мне эта ситуация нравится ещё меньше, чем вам. Я то и дело вынужден самоустраняться и наблюдать, отдав инициативу неопытному подростку.
– Я не подросток! Учусь в университете, если вы не заметили!
– Что ж, - Фархутдинов улыбнулся, - это несколько обнадёживает. До свидания, Юрий. И, прошу вас, тщательно обдумайте всё, что я вам сказал.
Выходя, студент хотел хлопнуть дверью, но механизм-доводчик притворил её плавно, без малейшего шума. Дед в вестибюле проводил визитёра неприязненным взглядом - жалел, очевидно, что тот успел уйти вовремя, пока действует пропуск, и группу захвата вызывать не придётся.
Улица шумела всё так же многоголосо и беззаботно. Юра, подойдя к торговому автомату, взял баночку газировки и стал под деревом, чтобы солнце не светило в глаза. Злость отползала медленно, неохотно. Общение с махинатором из 'конторы' в очередной раз не принесло ответов по существу. То есть кое-какие ответы вроде бы прозвучали, но картина в результате запуталась ещё больше.
Возвращаться на лекции не тянуло. Позвонить Тоне? Она, скорее всего, уже укатила на электричке домой. На баскетбол, где можно выпустить пар, идти ещё рано - до тренировки три часа с гаком. Чем прикажете заниматься?