Дядя самых честных правил 6
Шрифт:
— Вот ещё. Для начала меня арестовать надо было, а это, отрок, не так просто, как кажется. Бывают, правда, умельцы — магодавы. Но в России они слабоваты, им, знаешь, дворяне то и дело несчастные случаи устраивали. То телега переедет, то в поле кирпич на голову упадёт. В Пруссии, говорят, есть специалисты, но их не слишком-то отпускают в другие страны.
— Понятно.
Сделав паузу, Лукиан потёр ладонями лицо.
— Про сорок дней Васька тебе полправды сказал да запутал дело. В общем, до этого срока ты можешь душу для допроса призвать.
—
— Не совсем, — он усмехнулся, — умолчать может, чтобы навредить. Ну и правда её — вовсе не истина. Ежели при жизни человек считал, что собаки мяучат, то и в смерти будет это утверждать. Понимаешь?
Я кивнул.
— А вот после сорокового дня душу уже звать нельзя. Об этом все знают, потому невозможного от некроманта не требуют.
— Но есть нюанс, да?
— Есть, — Лукиан заулыбался, — соображаешь. После можно призвать тень покойного.
— Это как?
— Ну, — он поморщился, подбирая слова, — тень будто слепок человека. Память, характер и всё такое. Только учти: копия всегда хуже оригинала. Забыть что-то может, а где-то, наоборот, вспомнить, чего вовсе не было. Соврать не соврёт, но и ручаться за её слова нельзя.
— Но для следствия мы тени не поднимаем? Почему?
— А ты представь, отрок, что тогда тебе приказать могут. Подними, скажут, Петра Первого, совета хотим спросить. Или Анну Иоанновну — выспросить, где она драгоценности спрятала. А то и вовсе, Иоанна Четвёртого, для увеселений придворных, — он грозно нахмурился. — Да только мёртвые уважения требуют, незачем их кости на потеху живым выставлять. Покойники, коли над ними глумиться, жестоко отомстить могут.
Лукиан хлопнул себя по коленям и встал.
— Ежели вопросов у тебя нет больше, отрок, приступим к занятиям.
— Погодите, отец Лукиан. Вы же только что сказали, что «на потеху» мёртвых поднимать нельзя.
— Мы, отрок, поднимаем для обучения, а не для смеха. Чуешь разницу? Всё, хватит болтовни — становись рядом и делай как я.
Он, как мне показалось, лукавил. Поднимал древних покойников для собственного удовольствия, даже наверняка. Но в том, что нельзя поднимать мертвецов для удовольствия всякого начальства, я был с ним согласен. Так что правило про сорок дней запомнил и решил твёрдо его придерживаться.
Воскрешение «тени» мертвеца оказалось делом долгим и нудным. Сначала ткёшь из эфира однообразные плетения, затем натягиваешь их на кости в земле. Затем снова плетёшь, с небольшими отличиями, и снова натягиваешь. И так девять раз — как сказал Лукиан, по количеству «частей духа человека». Ка, Ба, Ах, Хат, Иб, Сах, Сехем, Шуит и Рен, как он их назвал.
— Потом объясню, что из них что, а сейчас запоминай узор.
Мне показалось, что эти узоры сильно напоминают египетские письмена с древних папирусов. Но спрашивать об этом не стал — на перекачку эфира уходили все силы, даже дышать было тяжело, не то что разговаривать.
— Тянем!
Лукиан ухватился за эфирный жгут, уходящий в землю, и
— Э-эх, ухнем!
Бас Лукиана далеко разносился по весеннему лесу. Будто мы здесь не некромантией занимались, а вытаскивали из земли огромный корнеплод.
— Ещё разик, ещё раз! Э-эх, ухнем! Ай-да да ай-да!
Кочка разломилась, как переспелый арбуз. Разбрасывая комья земли, на свет показался череп. А следом вылез и остальной скелет.
Во время допроса покойника я откровенно скучал. На меня даже зевота напала так, что я чуть челюсть не вывихнул. Скелет скрипел зубами и односложно отвечал на вопросы. Мол, он Иван, сын Ивана. Жил на выселках. Где именно — не помнит. Как оказался в лесу, не помнит. Как умер, не помнит. Какой год был, не помнит. Кто царём был в его время — не знает. Царь и царь, где-то далеко сидит, до простых людей ему дела нет.
Под конец бессмысленного разговора Лукиан так смотрел на него, будто собирался убить второй раз.
— Ну хоть что-то ты, дубина, помнишь?
Скелет почесал пальцем, на котором не хватало фаланги, черепушку и кивнул.
— Ну так рассказывай!
— Ухоронку где сделал, помню.
— О! Видишь? — Лукиан обернулся ко мне. — Не зря поднимали!
Мертвяк всё так же безучастно сидел на кочке и следил пустым взглядом за порхающей бабочкой.
— Чего расселся? Давай, веди нас к своему кладу.
Пришлось покойнику вставать и, подволакивая ногу, топать в лес. Пару раз он падал. В первый раз сломал руку, но Лукиан только отмахнулся.
— Не в бой ходить, так пусть будет.
На втором падении черепушка соскочила с позвоночника и укатилась куда-то в кусты. Матерясь и кроя неумёху на чём свет стоит, Лукиан нашёл голову и присобачил обратно. Скелет сделал движение, будто вздыхает, и поплёлся дальше.
Привёл он нас к щербатому валуну, почти вросшему в землю, и остановился рядом с камнем.
— И что? Копай давай! — грозно рыкнул Лукиан. — Не я же буду в земле возиться.
Скелет понурился и начал разрывать влажную землю руками. Он ковырялся почти час, прежде чем наткнулся на старый глиняный горшок, закопанный много лет назад. Он сосуда слегка несло деланной магией — неведомый мастер наложил на него какой-то простой Знак, не давший развалиться за столько времени и пережить долгие годы в земле.
— Дай сюда.
Лукиан отобрал у мертвяка горшок, выдернул пробку и высыпал на ладонь «сокровище». Десяток серебряных чешуек, бывших когда-то мелкими деньгами, сточенный ржавчиной нож и вырезанную из жёлтой кости фигурку медведя.
— И это всё?
Покойник развёл руками. Причём сделал это с долей издёвки — мол, а что ты, грозный некромант, хотел от простого крестьянина?
— Надоел ты мне, братец, — Лукиан брезгливо ссыпал «сокровище» обратно в горшок и кинул на землю. — Толку от тебя, как с козла молока. Ну-ка!