Дядя самых честных правил 8
Шрифт:
Несколько дней подряд я уединялся в кабинете и колдовал над двумя шкатулками. Выписывал на них связки Знаков, ставил небольшие эксперименты и никак не мог разобраться, занимаюсь я ерундой или нет. Телепортация не давалась в руки, ускользая куском мыла в мутной воде. За этим занятием меня и застала Таня, заглянувшая по какому-то мелкому вопросу.
— Чем занимаешься, Костя?
Она подошла к столу и окинула взглядом разбросанные там листы бумаги, дощечки с выведенными Знаками и конструкции из проволоки. Её взгляд зацепился за набросок сложной связки из семи Печатей, и она наклонилась над рисунком. Руками трогать
Скрывать от девушки свои опыты я не стал и вкратце рассказал историю с дневником «фокусника».
— Ух ты! — она с восторгом посмотрела на меня. — Правда? А можно я тебе помогать буду?
— Не боишься, что потратишь время впустую? Весь научный мир считает телепортацию невозможной.
Таня рассмеялась.
— Разве не ты рассказывал, что так и делаются великие открытия? А у тебя есть дневник, который опровергает заблуждение этого самого «научного мира».
— Если дневник не написан специально в качестве шутки.
— Не попробуем — не узнаем. Но только представь: раз — и ты переместился в своё княжество, два — и ты вернулся обратно. Разве не стоит хоть попытаться ради такой возможности?
— Может быть, и стоит. Но ты подумай, сколько эфира потребуется для такого перемещения?
Девушка пожала плечами.
— Эфир существует, чтобы его тратить. Разве нет?
Такой довод мне понравился, и с этого дня эксперименты мы проводили вместе. Не скажу, что добились каких-то особенных успехов, но некоторые обнадёживающие результаты у нас появились.
Впрочем, заниматься только телепортацией не получалось бы при всём желании. Хватало и обычных дел и подготовки к строительству эфирной дороги. Мне всё же пришлось влезть в разработку Кулибина и подправить некоторые сомнительные связки Знаков. А в начале сентября в Злобино неожиданно и без предупреждения приехала княжна Вахвахова.
Возможность ходить благотворно повлияла на девушку. Она перестала бросаться из крайности в крайность, исчезли истерические нотки, но кипучая энергия так и пёрла из неё, будто в компенсацию за годы, проведённые в инвалидном кресле. Кроме подзарядки экзоскелета, она имела ещё одну цель — поехать вместе со мной на осенний бал в Муроме.
— Обожаю танцы, Константин Платонович, — заявила она, лёжа на кушетке, пока я обновлял Знаки на её стальном «костюме», — а выйти в свет вместе с вами для меня самое приятное. Кстати, я уже говорила, что папа шлёт вам в очередной раз благодарности и приглашение в гости?
— Разве он в Москве?
— Увы, — Вахвахова вздохнула, — убыл с полком на южную границу. Но как только он вернётся, то будет рад видеть вас.
— Передайте, что я обязательно воспользуюсь случаем, если он мне представится. Вы делаете гимнастику, которую вам показала Марья Алексевна?
— Каждый день, Константин Платонович, — соврала она, не смутившись.
— Не буду говорить, что вы мне врёте, Тамара Георгиевна, — я строго посмотрел на княжну. — Если забрасывать своё тело и полагаться только на экзоскелет, то не сможете и им скоро пользоваться. А ещё…
Я посмотрел ей в глаза.
— А ещё вы потеряете моё уважение. Я-то думал, что княжна должна уметь держать данное слово.
Вахвахова вспыхнула, поджала губы и кинула на меня гневный взгляд. Несколько
— Можете не сомневаться, Константин Платонович, я умею держать слово. В следующий раз вы не найдёте повода меня упрекнуть.
— Вот и отлично, Тамара Георгиевна. А теперь нужно сделать несколько проверок. Поднимитесь и опустите ноги на пол…
Княжна не шутила насчёт планов на бал. Она не просто собиралась отправиться туда в моей компании, но и привезла с собой двух портних, рулоны тканей и какие-то особенные выкройки. Не только для себя, но и для моих домашних. Так что Таня, Марья Алексевна и Агнес на некоторое время выпали из жизни, занимаясь только бальными платьями. Ксюшка тоже принимала участие в этом женском празднике жизни. Ей на бал, естественно, было ещё рано, но Марья Алексевна обещала свозить её в гости к своим муромским знакомым, у которых есть дети. Так сказать, на детскую версию светского развлечения. Так что рыжее чудо тоже бегало на примерки, обсуждало модные фасоны и практически не шалило.
Я в это время успел слегка поднять боевую мощь своих опричников. Пополнил запас «огнебоев», с учётом отправки экспедиции на Алеутщину, и соорудил несколько десятков лёгких эрзац-пушек. Нечто подобное я уже делал для автоматической охраны усадьбы, а сейчас усовершенствовал конструкцию. Никакого бронзового литья, толстых стволов и тяжёлых лафетов! Пушечки вышли на лёгком станке с колёсами с водяным охлаждением ствола и всего втрое мощнее обычных «огнебоев». Зато скорострельность у них получилась в семь выстрелов в минуту. В армии такую «трещотку» вряд ли бы приняли, а вот против дикарей на Алеутщине или в стычках с испанцами они могут ощутимо помочь.
Уже перед самым отъездом в Муром в усадьбе появился неожиданный гость. Честно говоря, я никак не ожидал появления доверенного купца Голицыных. В первый момент даже не смог вспомнить, кто это такой, несмотря на знакомое лицо.
— Елисей Мартынович Третьяков, — мужчина низко поклонился. — Имел честь помогать вам на подворье князей Голицыных, ваше сиятельство.
Точно! Этот купец и правда составлял для меня списки товаров с ценами, когда я ещё рассчитывал на сотрудничество со старым князем. Жаль, что тем планам не суждено было сбыться, а знакомство с Голицыным закончилось смертельной развязкой.
— Прибыл по поручению княжны Софьи Алексеевны и князя Николая Алексеевича и доставил для вас послание.
С поклоном он протянул мне письмо, запечатанное сургучной печатью. Я сломал её и развернул бумагу.
'Здравствуйте, Константин Платонович!
В который раз я благодарю провидение за то, что оно свело нас с вами. Вы уже не первый раз спасаете наш род от невосполнимой потери, а мы до сих пор так и не отблагодарили вас как подобает. Вы спасли жизнь мне, моему брату, а теперь и моей кузине. И каждый раз, как истинно благородный дворянин, вы не просили ни награды, не искали нашей дружбы или расположения, оставаясь настоящим рыцарем без страха и упрёка. Я не знаю ни одного человека, кто был бы настолько великодушен и благороден, как вы, Константин Платонович.