Дьявол кроется в мелочах

Мартова Людмила

– Она-то ничего. – Несмотря на плохое настроение, Настя улыбнулась, представив их правильную до невозможности преподавательницу. – Помнишь, она вчера попросила меня через маму ей помочь полицию вызвать. Мол, соседей давно не видно, и из их квартиры запах идет?

Аглая кивнула, что да, помнит.

– Ну так оказалось, что этих соседей кто-то убил. Причем давно, чуть ли не год назад. Там в квартире уже мумии вместо тел нашли, а наша Софья их опознавала.

– Ужас какой, – Аглая передернула точеными девичьими плечами, – бедная. Не хотела бы я на ее месте оказаться.

– Это-то да, но мне, как юристу, ужасно интересно,

как полиция собирается убийц искать спустя год? Это же никто из возможных свидетелей наверняка ничего не помнит. Да и собираются ли. И вообще, кому были нужны два безобидных пенсионера, один из которых к тому же умственно отсталый?

Глаша молчала, как будто напряженно что-то обдумывая. Настя потрясла растопыренной ладошкой у нее перед лицом.

– Але, гараж, ты чего зависла?

Подруга отмерла, словно в детской игре про морскую фигуру, которая замирала и отмирала по команде, посмотрела на Настю, глаза ее возбужденно блестели.

– Вот что, – сказала она не терпящим возражений голосом, – я точно знаю, что тебе надо сделать, чтобы с тобой стали считаться. Тебе надо самой расследовать это преступление и найти убийцу.

Настя с сомнением посмотрела на нее и, не выдержав, засмеялась:

– Глашка, ты что, перегрелась или креветок переела? Как я могу расследовать убийство годовалой давности, да еще одна. И под носом у полиции.

– Ничего я не объелась, – сердито насупилась Глаша, она терпеть не могла, когда над ней насмехались. – Ты сама сказала, что полиции этот старый висяк сто лет не нужен, как и пенсионеры эти. Кому до них дело есть? Они что, чиновники, депутаты, политики или бизнесмены известные? Они никто, поэтому землю рыть никто не будет. А в плане, как вести расследование, это уж ты сама решай. Кто у нас юрист – ты или я? Ты мне сама рассказывала, как твоя мама журналистские расследования проводит. Встречается с людьми, вопросы задает, ответы сопоставляет. Вот этим и займись. Пройди по квартирам, с соседями поговори. Да для начала с самой же Софьей.

– А что я им скажу? Почему я всем этим занимаюсь? – Против своей воли Настя чувствовала, что где-то глубоко внутри в ней зарождается азарт. Ей вдруг стало очень интересно действительно в одиночку найти разгадку этой странной тайны.

– Балда. – Аглая смотрела снисходительно, как будто это она была в их тандеме старшей. – У тебя же удостоверение есть, которое тебе твой Ветлицкий выдал. Будешь представляться сотрудником адвокатской конторы. Если кто-то спросит, туманно намекнешь, что есть некий человек, который подписал с вами договор. Но никто ничего не спросит. Людям на все наплевать. Уж поверь мне. Зато, когда ты найдешь убийцу, все поймут, чего ты на самом деле стоишь. Поняла?

– Поняла, – сказала Настя, и глаза ее заблестели. – Какая же ты молодец, Глашка. Это ты замечательно придумала. Только, чур, будешь мне помогать.

Глава третья

Сонину квартиру брат и его шеф покинули около семи часов вечера. Сначала разговаривали о будущей работе английских курсов в компании, потом гости пили чай, а Соня, разумеется, кофе. Затем как-то незаметно начали обсуждать современное искусство и даже поспорили немного, хоть и не до драки. После Феодосий Лаврецкий заварил свежего чаю себе и Денису, а Соня снова сварила кофе.

Они сидели бы и дальше, но Денису нужно было

в ресторан – сегодня у него была вечерняя смена, а у его начальника не было никаких оснований оставаться.

После их ухода Соня вымыла чашки, переоделась в спальне в уютный мягкий махровый халат, невольно покраснела при воспоминании, как лежала голая на диване под этим самым халатом, укрытая заботливыми руками постороннего мужчины. Решила, что волноваться по поводу того, что уже произошло, глупо, тем более что все ее дальнейшие встречи с Лаврецким могли происходить только в виде случайных столкновений в коридоре его компании. Не его полета она птица.

Халат был привычным способом утешения, когда оно требовалось, конечно. В его пушистой махре было уютно прятаться от жизненного несовершенства, и это было именно то, в чем сейчас отчаянно нуждалась Соня.

За разговорами она было начала забывать об ужасах сегодняшнего дня, но сейчас, когда она осталась одна, непонятный страх поднимался изнутри, щекотал ноздри навязчивым запахом, который, как казалось Соне, проникал с лестничной клетки, просачиваясь через двери.

Господи, сможет ли она когда-нибудь забыть то, что видела сегодня в квартире напротив?

Перед глазами, как на грех, вставала картина, как она опасливо переступает порог, как расстилается перед ней длинный, кажущийся бесконечным коридор с книжными стеллажами, как она идет на раздающиеся откуда-то издали голоса, делает шаг, второй, третий, отворачивается от распахнутой двери в кухню, но все-таки невольно заглядывает в гостиную, как хватается за книжные полки, чтобы не упасть, как едут скользкие пальцы по корешкам пыльных книг, как в руках остается прохладная коленкоровая обложка…

Тетрадь, она же зачем-то притащила из квартиры Галактионовых общую тетрадь. Где же она? Куда она делась?

Соня вскочила с дивана, на который забралась с ногами, потому что босые ноги отчего-то мерзли, хотя в квартире было тепло. Не надевая тапочек, сбегала в прихожую. Тетради там не было. Затем в кухню, потом в ванную. Там в тазу с разведенным стиральным порошком отмокала одежда, в которой Соня ходила в соседскую квартиру. Где же тетрадь?

Соня успела было подумать, что ее зачем-то прихватил Феодосий Лаврецкий, и тут вспомнила, что своими руками бросила тетрадку на балкон, словно та была заражена спорами ядовитого растения или выпускала опасные для здоровья миазмы. Почему-то посмотреть, что там внутри, казалось сейчас Соне очень важным, поэтому все так же босиком она рванула балконную дверь, выскочила наружу, чувствуя, как проникающий через ноги холод опутывает ее ледяным коконом, увидела лежащую на полу, рядом с выстиранным ковриком тетрадь, наклонилась и не смогла себя заставить взять ее в руки.

Гадливость поднималась внутри, снова вызывая в памяти отвратительный запах.

Соня сбегала за резиновыми перчатками, которые хранились в ящике кухонного стола, натянула их на руки и открыла тетрадь, к ее счастью, на самом деле ничем не пахнущую. На первой странице не было ничего, кроме короткого четверостишия, видимо, эпиграфа.

Мой ангел, наклонясь над колыбелью,Сказал: «Живи на свете, существо,Исполненное радости, веселья,Но помощи не жди ни от кого».