Дьяволица

Лавру Натали

Оказавшись в нашей коморке, я достала из холодильника три пакета с кровью, которая была более-менее совместима с моей, и приступила к переливанию. Себе.

После первого пакета появилась характерная реакция: меня залихорадило. Организм пытался отторгнуть чужеродную кровь. Но терпеть боль я давно уже привыкла.

Руки тряслись, картинка в глазах плыла, и у меня не получилось подсоединить трубку ко второму пакету. Поэтому пришлось лежать рядом с остывающим трупом Дилана и ждать, когда мне полегчает.

В

голову закралась крамольная мысль снять где-нибудь неподалёку хижину с удобствами, купить туда огромную морозилку и заморозить тело Дилана до наступления нашей очереди. Проверяющей можно было бы сказать, что Дилан в больнице. А что? Я бы за эти два месяца подкопила бы сил, выспалась и отдохнула…

Нет, увы… Какой может быть отдых, когда нет возможности слить наши энергии воедино? Насколько бы сильной я ни была, в одиночку мне не справиться.

Был уже вечер, когда я смогла встать с постели и заставить себя поесть каши. Затем настала очередь второго переливания. И снова лихорадка, а за ней пришло беспамятство.

Очнулась я ночью от холода: кондиционер работал на полную мощность. Свет в коморке был включен, это я забыла погасить его, думала, перетерплю кризис и тут же начну делать переливание Дилану. Но не тут-то было: мой организм оклемался, когда до рассвета оставалось не больше часа.

Самочувствие у меня было, словно я отравилась палёной водкой. Но дальше ждать было опасно: чем больше времени прошло со смерти тела, тем труднее будет вернуть его к жизни.

В другой ситуации я не стала бы заморачиваться с переливаниями, но теперь я сама рисковала умереть, а уж меня-то никто и не подумает воскрешать. Сожгут тело в крематории и конец.

Я снова заставила себя перекусить и выпить воды, подняла температуру кондиционирования воздуха до двадцати пяти градусов, затем подключила трубку к катетеру Дилана и начала отдавать ему свою кровь. Когда датчик отмотал литр, переливание остановилось. Трясущимися руками я подключила Дилану капельницу и рухнула без сознания прямо на пол. Мой организм наказал меня за нещадную эксплуатацию.

Начало своего рабочего дня я, так сказать, проспала. В себя привёл настойчивый стук в дверь. Не до конца прояснившееся сознание требовало устранить источник звука и снова впасть в небытие.

Но в дверь всё стучали и стучали, потом послышался взволнованный голос Джины.

Мне стоило неимоверных усилий подняться на ноги и, цепляясь за стены, добраться до двери и открыть.

— Диана, что-то случилось? Ты заболела? — спросила проверяющая. — Твой обход должен был начаться час назад.

— Прости, Дилану стало хуже, я всю ночь ухаживала за ним. Скажи всем, что я приступлю к обходу через час, — еле ворочая языком, пообещала я.

— Да ты едва стоишь на ногах! Может быть, вызвать скорую помощь? А твой муж? Ему стало лучше? — закидала

меня вопросами Джина.

— Я сама врач, справлюсь. Выпью стакан молока и буду в норме, — с этими словами я закрыла дверь и на подгибающихся ногах бросилась к Дилану.

К счастью, он дышал. Теперь нужно было сделать всё, чтобы больше не допустить его смерти. Для меня каждое возвращение Дилана к жизни было мучительным и рискованным.

В этот раз нам повезло, что проверяющая не увидела моего мужа мёртвым. А ведь могло быть и по-другому.

Когда я подсоединяла трубку внутривенного питания, Дилан неожиданно мысленно сказал:

«Мне снились твои кудряшки. На твоё лицо падал утренний солнечный лучик, ты улыбалась мне. Такая красивая и счастливая…»

По неподвижному синюшно-серому лицу Дилана нельзя было угадать, в сознании он или нет. Он больше не открывал глаза, боялся лишний раз спровоцировать приступ головной боли. А боли его мучили адские, и беспамятство для него было единственным спасением. Но существовала и обратная сторона небытия: нежелание сознания возвращаться в измождённое тело приводило к смерти.

Сейчас я просто была рада, что моими стараниями удалось вернуть Дилана, и он даже заговорил со мной.

«Здорово! — ответила ему я. — Значит, так и будет».

Я провела кончиками пальцев по его лысой голове. Кожа была липкая от холодного пота. Надо бы хорошенько помыть его…

«Дилан, нам осталось продержаться два месяца. Умоляю, живи».

«Слушаюсь, моя госпожа», — уголки его губ слегка дрогнули, он дотянулся ладонью до моей руки и легонько сжал, а через минуту его сознание отключилось.

Мне потребовалось всего пятнадцать минут, чтобы привести себя в относительный порядок. Откуда-то появились силы. На обход я отправилась уже в бодром настроении. Дилан жив, и это главное.

Инцидент был исчерпан.

***

Лизу исцелили. Девочка была настолько измучена, что спала, пока над ней ворожили, и проснулась только на следующий день.

В линиях будущего я увидела, что с ней до поры до времени всё будет хорошо. Болезнь отступила.

Надя плакала и пока ещё не верила, что главный кошмар позади. Она без конца гладила дочку по голове и держала её за руку.

На прощание я перевела Наде сумму, чтобы им с Лизой хватило на съём жилья на первое время. Надя рыдала, что не сможет расплатиться с нами. Она ещё не знала, чем ей придётся пожертвовать за спасение дочери.

Они уехали, а мне стало спокойнее. Лиза ещё сыграет свою роль для Службы Смерти. А пока… Пока что у нас другие заботы.

***

Все оставшиеся два месяца Дилан держал своё обещание: жил. Мне больше не приходилось воскрешать его. Правда, последнюю неделю он не приходил в сознание, и я боялась, что снова случится страшное.