Дьявольски красив
Шрифт:
Блейк пошевелился. В душе ее поднялся целый вихрь эмоций, которые она не понимала и не готова была принять. Даже с заросшим щетиной лицом, в одной рубашке, он был безумно привлекателен. Она не знала, что будет делать без него, если ему придется отправиться на войну.
— Кофе? — спросила она, когда он потер глаза.
— Я принесу, — пробормотал он, и глаза его округлились, когда до него дошло, как она одета. — Что, скажи на милость, ты здесь делаешь в таком виде?
Она шлепнула его по голове одной
— То же самое я могу спросить у тебя. Я распоряжусь принести кофе наверх, чтобы ты оделся как положено.
Она повернулась и пошла отдать распоряжение служанке.
Несносный мужчина явился в их спальню вслед за подносом с кофе, плотно прикрыл дверь за удалившейся служанкой и схватил Джослин в объятия. Она даже пикнуть не успела, как Блейк поцеловал ее так горячо и крепко, что от нехватки воздуха голова пошла кругом.
— За что это? — спросила она, когда они оба немного отдышались.
— Зато, что не стукнула меня чем–нибудь потяжелее бумажки.
Он поставил ее на пол и, схватив кофе, проглотил его горячим и черным.
Теперь уже она знала его достаточно хорошо, чтобы понять, что в нем кипит какая–то сдерживаемая страсть. В самом деле, может, с виду ее муж и кажется спокойным, но подо всем этим самообладанием Блейк Монтегю — кипящий котел, о который можно легко обжечься.
— Что ты нашел? — спросила она, снедаемая любопытством, что же он такого делал со своими бумагами и книгами, что так поглотило его.
Он отставил почти пустую чашку и пригладил руками волосы.
— Я взломал шифр.
Потрясенная, Джослин плюхнулась на стул.
— Ты нашел ответ? Как?
Он покачал головой, словно пожалел о том, что сказал.
— У каждого шифра есть комбинация. Я нашел ее.
Она почувствовала, что он что–то скрывает, осторожно подбирая слова, но шифры и коды — дела военные, и возможно, он считает, что ей не следует знать. Что ж, она не станет давить на него. Она счастлива, что он поделился с ней своей радостью.
— Я должен написать Уэллсли, — продолжал Блейк. — И убедить военное министерство встретиться со мной.
Это мигом вернуло ее к реальности.
— Ты не можешь уехать сегодня в Лондон! — воскликнула она. — Вечером маскарад. И еще многое нужно сделать. Отправь письмо с просьбой о встрече. Вечером ты сможешь поговорить кое с кем из наших гостей и позаботиться, чтобы те, кто должен тебя выслушать, дали тебе аудиенцию.
На лице Блейка появилось упрямое выражение, хорошо знакомое Джослин. Она встала и ткнула его в прикрытую одной рубашкой грудь.
— Уважь мое знание законов общества, пожалуйста. Ты не можешь носиться по Лондону, требуя, чтобы важные люди приняли тебя. Так не делается. Общество не поле боя.
Она замолчала и задумалась над этим, затем пожала плечами.
— Впрочем, может, так оно и есть, но это то
Когда он не отмахнулся от ее предостережения, она обвила его шею руками и прижалась к нему, улыбнувшись.
— Я не хочу, чтобы ты отправился на войну и погиб, когда можешь спасти больше жизней, работая здесь. Если у нас когда–нибудь будут дети, ты должен довериться моим знаниям в этом деле.
Блейк крепко прижал ее к себе.
— А у нас будут дети?
— О да, боюсь, что будут, как бы мы ни старались отсрочить их появление.
Она удивила сама себя, сказав это. Он удивил ее еще больше тем, что не возразил.
Блейк улыбнулся.
— Люблю, когда ты так ясна и определенна.
Жар поцелуя опалил ее до самых кончиков пальцев, и Джослин дала себе зарок, что всегда будет честной.
— Я думал, мы облачимся в рубища, — в замешательстве проговорил Блейк, наблюдая в тот вечер, как его ослепительная жена спускается по ступенькам, чтобы приветствовать гостей, которых они пригласили на обед перед маскарадом.
Сам он был в монашеском одеянии поверх рубашки и бриджей. Принимая во внимание то, что он собирается сделать своей жене и ее семье, ему, пожалуй, следовало бы надеть власяницу.
На Джослин был костюм эпохи Ренессанса, настолько эффектный, что Блейк просто не мог оторвать глаз от холмиков грудей, которые, казалось, того и гляди вывалятся из корсета. Волосы ее были убраны в великолепную высокую прическу и поддерживались бриллиантовой тиарой, которая, насколько он помнил, не напоминала ни один портрет шестнадцатого века. Она блистала.
Возможно, это потому, что на Джослин была надето целое состояние из бриллиантовых украшений: в волосах, на шее, на запястьях, на пальцах и в ушах. Он мог бы побиться об заклад, что они у нее даже на пальцах ног. Это в его планы не входило.
— Снежная королева! — воскликнул Фиц, граф Дэнкрофт. — Холодно–голубой бархат, сверкающий лед драгоценностей, снежные хлопья кружева…
— Ты слишком хорошо знаком с дамскими костюмами, — заметила Абигайль, графиня Дэнкрофт.
Она красовалась в наряде королева червовой дамы, под пару своему супругу, который был валетом.
— Белденские бриллианты, — заявил Квентин, когда Джослин величественно присела перед ними и, как истинная Снежная королева, не снизошла до ответа. — Я знал, у покойного маркиза их была уйма, но не представлял, что так много. Чую за этим выбором какой–то замысел.
Он не стал утруждать себя костюмом и облачился в черное домино, маска и накидка от которого ныне украшали стул, поэтому он стоял в своем черном вечернем наряде:
— А вы сомневались, милорд? — холодно спросила Джослин. — Возможно, вы думали, что у женщин для этого не хватает ума?