Дьявольский вальс
Шрифт:
Я пощупал внутри, ничего не нашел, закрыл отверстие и поставил игрушку на прежнее место.
– Аллергеноносители, да? – спросила Синди, ее голос был чуть громче шепота. – Насчет набивки я тоже думала. Но доктор Ивз проверяла, и никакой аллергической реакции не проявилось. Тем не менее в течение некоторого времени я мыла эти игрушки каждый день. Стирала тряпичные игрушки и ее постельное белье жидкостью Айвори. Она самая мягкая.
Я кивнул.
– Мы даже поднимали ковровое покрытие, чтобы проверить, нет ли чего-нибудь в клее и не завелась ли в прокладках плесень. Чип слышал о людях, которые заболевают в некоторых учреждениях – в так называемых «больных домах». Мы пригласили соответствующую фирму прочистить вентиляционные отверстия, и Чип проверил покрасочные материалы, чтобы определить, нет ли свинца или химикалиев.
Ее голос звучал громче, и в нем опять появилась нервозность. Кэсси заворочалась. Синди успокоила ее, вновь начав раскачиваться.
– Я всегда настороже, – тихо проговорила она. – Все время – с самого... начала.
Она прикрыла рот рукой. Отняла руку и шлепнула ей по колену, белая кожа порозовела.
Глаза Кэсси широко раскрылись.
Синди стала раскачиваться сильнее и быстрее. Старалась успокоиться.
– Вначале один, теперь другой, – прошептала она громко – почти прошипела. – Может быть, мне просто не предназначено быть матерью?
Я подошел к ней и положил руку на плечо. Она выскользнула из-под моей ладони, вскочила с кресла и сунула Кэсси мне. Слезы лились у нее из глаз, руки дрожали.
– Вот! Вот! Я не знаю, что делаю. Мне не предназначено быть матерью!
Кэсси начала хныкать и всхлипывать.
Синди опять сунула девочку мне, а когда я взял ребенка, отбежала на другой конец комнаты. Я обхватил Кэсси вокруг талии. Малышка выгибала спину. Кричала и отталкивала меня.
Я пытался успокоить ее, но она меня не слушала.
Синди толкнула дверь, за ней оказался голубой кафель. Вбежала в ванную комнату и закрылась там. Я услышал, что ее рвет, затем – звук спущенной воды.
Кэсси изгибалась, била ногами и визжала все громче. Я крепко держал ее и похлопывал по спинке:
– Все в порядке, дорогая. Мама скоро вернется. Все в порядке.
Она изворачивалась все более яростно, колотила ручками мне по лицу, выгибалась колесом. Я пытался так обхватить девочку, чтобы ей было удобно у меня на руках. Но она продолжала метаться, от усилий стала пунцовой, откинулась назад и завыла, почти вырвавшись из моих рук.
– Мамочка сейчас же вернется, Кэсс...
Дверь ванной комнаты отворилась, и Синди выбежала оттуда, вытирая глаза. Я полагал, что она выхватит у меня Кэсси, но она просто протянула руки:
– Пожалуйста.
Из-за крика малышки я не слышал ее, только по губам определил, что она сказала. Синди смотрела на меня, как будто ожидая, что я откажусь отдать ей ребенка.
Я протянул ей Кэсси.
Она прижала девочку к груди и принялась очень быстро ходить по комнате. От крупных твердых шагов ее худые бедра дрожали, она что-то бормотала Кэсси, но я не мог расслышать слов.
Две дюжины кругов, и Кэсси начала успокаиваться. Еще дюжина, и она совсем затихла.
Синди не останавливалась, проходя мимо меня, она проговорила:
– Мне очень жаль – правда. Мне очень жаль, что так получилось.
Ее глаза и щеки были мокрыми. Я ответил, что все в порядке. При звуке моего голоса Кэсси опять начала извиваться.
Синди ускорила шаг и бормотала:
– Девочка моя, девочка моя...
Я подошел к столику для игр и примостился на одном из крошечных стульчиков. Картон с написанным на нем приветствием казался мне теперь какой-то злой шуткой.
Через некоторое время крики Кэсси перешли в захлебывающиеся рыдания и всхлипывания. Затем она умолкла, и я увидел, что ее глаза закрылись.
Синди вернулась в качалку и продолжала резким шепотом:
– Мне очень, очень, очень жаль. Мне жа... Это было... Господи, я ужасная мать!
Едва слышная боль в ее голосе заставила Кэсси открыть глаза. Крошка пристально вглядывалась в свою мать и хныкала.
– Нет-нет, девочка моя, все хорошо. Мне так жаль, все хорошо. – И лишь губами – обращаясь ко мне: – Я просто ужасна.
Кэсси вновь заплакала.
– Нет-нет, все хорошо, моя крошка. Я хорошая. Если ты хочешь, чтобы я была хорошей. Я хорошая. Я хорошая мама, да, я хорошая, да-да, солнышко мое. Все в порядке. Да?
Заставила себя улыбнуться, глядя на Кэсси. Кэсси протянула руку и коснулась щеки Синди.
– О, ты такая милая, моя малышка, – говорила Синди срывающимся голосом. – Ты так добра к своей маме. Ты очень, очень добра.
– Ма-ма.
– Мама любит тебя.
– Ма-ма.
– Ты очень добра к своей маме. Кэсси Брукс Джонс – самая хорошая девочка, самая нежная девочка.
– Ма-ма, мамама.
– Мама так любит тебя. Мама очень-очень любит тебя. – Синди взглянула на меня. Посмотрела на столик для игр. – Мама любит тебя, – проговорила она на ухо Кэсси. – И доктор Делавэр очень хороший друг, миленькая. Вот видишь?
Она повернула головку Кэсси ко мне. Я попытался изобразить еще одну улыбку, надеясь, что она выглядит лучше, чем то, что я в данный момент чувствовал.
Кэсси яростно затрясла головой:
– Не-е!
– Помнишь, он наш друг, радость моя. Все те красивые рисунки, которые он сделал для тебя в больни...
– Не-е!
– Зверьки...
– Не. Не!
– Послушай, девочка, совсем нечего бояться...
– Неее!
– Хорошо, хорошо. Все хорошо, Кэсси.
Я встал.
– Вы что, уходите? – воскликнула Синди. В ее голосе звучала тревога.
Я указал на ванную комнату:
– Можно?
– О, конечно. Есть еще одна, рядом с холлом.
– Подойдет и эта.
– Конечно... А тем временем я попробую успокоить ее... Я очень, очень сожалею.
Я закрыл дверь на ключ, то же самое сделал с той, что выходила в спальню, спустил воду в унитазе и облегченно вздохнул. Вода была такой же голубой, как и кафель. Я заметил, что стою, уставившись на маленький лазурный водоворот. Включив воду, я умылся, вытер лицо, мельком увидел свое отражение в зеркале.