Дым от листьев
Шрифт:
Вскоре Мирта пришла, завернутая в простыню, и извинилась. Она смущенно, и при этом вызывающе улыбаясь, объяснила, что ноябрьская жара ее убивает. В первое лето, после переезда в Буэнос-Айрес, она без конца плакала. Не помогали ни открытые во всем доме окна, ни мокрые полотенца, ни хождение голой.
– И эта ужасная влажность! Хлеб плесневеет за пару часов, а волосы никогда не сохнут, смотри, – она положила мою руку себе на голову. Волосы не были мокрыми, как я ожидал, а скорее мягкими, приятными на ощупь. Это были очень крепкие волосы. От ее тела в простыне исходил жар.
Я быстро убрал руку и пошарил в ящиках стола. Мирта заныла с досады.
– Еда – это, конечно, хорошо. Но ты можешь занять руки чем-то более важным для меня.
Я не стал уточнять, что она имеет в виду. Мирта ушла с кухни, а я принялся отмывать духовку. Изнутри она была испачкана засохшим жиром, что не вязалось с вылизанностью дома.
Прошло время, я поставил котелок с водой на огонь и подумал, что нам с Миртой нужно поговорить. Но, когда вошел в гостиную, увидел ее в хорошем расположении духа. Она надела то хлопковое платье, которое ей очень шло. Мое желание разговаривать улетучилось.
За окном потемнело, и зашумел ливень. Мирта распахнула дверь на улицу, впустив влажный воздух. Солнце осветило стену дома напротив. Стоящую у двери Мирту со сцепленными над головой руками очертил полумрак. Она начала делать шажочки, я подстроился под нее, а потом обнял, и мы закружились по комнате. Я почувствовал возбуждение, и она прижалась ко мне теплым низом живота.
Я знал, что если поцелую ее, то пропаду. Вдруг перед собой я увидел другую комнату, а в ней юную девушку в тяжелой шерстяной юбке и свитере, с волосами до плеч. Она обнимала молодого индейца на полу у кровати, сонно сражаясь с ним за подушку. Я слышал ее голос. Она просила его этой ночью лечь на полу, чтобы самой поспать с дочерью.
Мирта, взглянув мне в лицо, растерянно отпрянула:
– Всё, милый, только не расстраивайся, – она взяла меня под локоть и отвела на кухню, – я не выношу слез. Ты хотел готовить? Давай помогу. Что нужно с этим делать, порезать?
Мирта действовала безупречно, и стук ножа замирал лишь на мгновение, когда она просила моих точных указаний. Зашипела сковорода, и запахло горелым маслом. Я еще не до конца вышел из той комнаты, но в четыре руки мы управились быстро.
Мирта с удовольствием накинулась на еду, сказав, что и правда проголодалась. Она похвалила нашу готовку. От еды и у меня улучшилось настроение. Ливень прошел, и мы сидели на пороге ее дома. Я смотрел в конец улицы, обрамленной ветвистыми деревьями, а потом от колеса автомобиля отвалилась тень собаки. Мирта спросила, что меня расстроило, и я пересказал свое видение во время нашего танца.
Я признался Мирте, что вернулся в Буэнос-Айрес, чтобы встать на землю обеими ногами, а не балансировать между прошлым и будущим, как акробат на канате. Мой рассказ пускал корни и ветвился, а Мирта слушала, куря сигарету за сигаретой, и в конце улыбнулась:
– Ты слишком много думаешь. Возьми то, что жизнь тебе предлагает сейчас. – она говорила мягким, неопасным тоном, и я обнял ее. Она шутливо оттолкнула меня и ушла в дом.
Я работал над заметками, не отвлекаясь на мысли о моей подруге, пока не прислушался к тишине в доме. Я позвал Мирту, но она не ответила.
Почему-то я вспомнил, что раньше у нее жила кошка, но не нашел даже миски для еды. Эта деталь заставила меня вновь встревожиться. Я снова позвал Мирту по имени, и она отозвалась откуда-то издалека. Я шел на звук ее голоса, удивляясь тому, как странно выглядят коридоры и комнаты дома в полумраке.
Моя подруга сидела в мастерской на втором этаже, склонившись над столом, который был заставлен склянками. С потолка на тонких нитках свисали пучки трав и сухих цветов. Стол освещался тусклой лампой. Только сейчас я заметил, как стемнело вокруг. Мирта со смехом сказала, что я попадаюсь на один прием – прихожу, когда на меня не обращают внимания.
Я начал оправдываться, что увлекся работой над книгой. Она повернулась на стуле и внимательно посмотрела мне в глаза. Она спросила, зачем я занимаюсь этой ерундой. Я вспыхнул и стал защищаться. Мирта покачала головой:
– Если не перестанешь, я тебе врежу. Ты то любишь свою книгу, то потом ничем не доволен.
Не видя причин для ее выпада, я признал, что слишком переживаю из-за своих заметок и что, вероятно, мне нужно отвлечься.
– «Я, я, я!» – меня тошнит от того, что ты говоришь только о себе. Как будто вокруг больше никого нет. – Ее лицо было грубым и расплывшимся. – Я чувствую, что одна в доме. Словно, когда ты садишься за книгу, я умираю.
Я напомнил Мирте, что мы танцевали и готовили еду вместе. Она выслушала меня и сказала:
– Твой испанский ужасен. Я не разобрала ни слова… Ты не понял самого главного. Ты не берешь того, что дает тебе сама жизнь.
Я сказал, что она, очевидно, влюблена, и жаль, что у меня нет ответных чувств к ней. Мирта заплакала. Я добавил, что мне лучше уехать. Она заплакала еще громче и промычала, что я все делаю наоборот, что мне плевать на нее и что я бросаю ее в беде. Я утешал подругу, гладил ее по голове и плечам. Тело Мирты тряслось от рыданий. Мне хотелось ей как-то помочь.
Мирта сказала, что устала и попросила отнести ее в спальню. Кровать в спальне была огромной. Я уложил ее, и она взяла меня за руку, упрашивая лечь с ней рядом. Я знал, что это плохая идея, и лучше поскорее уйти. Слабым голосом она бросила вслед, что никто меня не съест.
Я вышел на улицу, чтобы подышать и немного успокоить мысли. Воздух был горячим, и сладко пахло цветами жакаранды. В неярком свете фонарей двигались мотыльки. Закрывая глаза, я видел Мирту, лежащую на кровати. Я не был уверен в своих чувствах и решил во что бы то ни стало разобраться с этим.
В спальне Мирта сидела у изголовья кровати, поджав колени к груди и наблюдая за мной спокойными глазами. Казалось, она была готова к тому, что я вернусь. Она поблагодарила меня за прямоту и призналась, что просто нервничает перед свадьбой. Я сел на кровать.
Мирта заговорила о том, как прекрасен в постели ее жених, и добавила, что, в отличие от меня, он не убегает, когда испытывает настоящие чувства. Я понимал, что она хочет меня задеть. Я мог уйти, входная дверь была открыта. Но вместо этого как бы по-новому посмотрел на то, что происходило в комнате.