Дым от листьев
Шрифт:
Она снова предложила большую кровать, но я ответил, что буду спать на полу в гостиной. Мирта пожелала мне спокойной ночи и ушла к себе, позвав пса.
Я лежал в одежде, решая, что делать. Мирта могла подкрасться ко мне. Я вспомнил мускулы на ее ногах и то, как она схватила меня. Во мне вновь просыпался иррациональный страх. Я готовился драться с ней по-настоящему, представляя, как она душит меня ногами и что я не могу вырваться.
Было жарко, и я весь вспотел. Я прислушался. Внезапно что-то вздохнуло в темноте. Я услышал легкую поступь и накрылся одеялом, чтобы Мирта не разгадала мой план. Что-то двигалось через гостиную. Ноги сковало страхом, и я не мог пошевелится. Нечто перелезло через диван, разделяющий нас, навалилось на меня, тяжело дыша. Оно обнюхивало мои босые ноги.
Я шепотом прогнал пса. Подождал в тишине и понял, что настал подходящий момент, чтобы уйти. Я взял обувь в руки и направился к выходу, но на пути лежало что-то огромное. Я испугался, что пес залает, но он поднялся с пола и я похолодел.
На четвереньках стояла голая Мирта и смотрела в темноту. Я кинулся к двери, но она прыгнула мне на спину и вцепилась зубами в шею. Боль была такой, что я едва не потерял сознание. Потом какая-то тень отбросила ее от меня, Мирта закричала, и я увидел, что она и пес, рыча, катаются по полу.
Я воспользовался шансом и рванул прочь из дома, и бежал босиком по улицам, пока не выбился из сил и не упал на кучу сухих листьев.
…
Я встретил Диану на автовокзале в Сантьяго. Выглядела она великолепно, в футболке на пару размеров больше, куртке по колено с закатанными рукавами и длинной юбке из куска ткани, какие носят непальские женщины. Диана молча взяла меня за руку и мягко улыбнулась, прищурив темные глаза. Мы оба не произнесли ни слова.
Я мало слышал подробностей о ней. Знал, что Диана наполовину арауканка, и ее отцом был какой-то иностранец. Она называла его одним сухим словом – падре, отец, и больше ничего не хотела говорить. Диана повыше обычных чилиек и не такая широкоплечая, но от матери ей досталась темная кожа, индейские черты и волосы цвета вороньего пера, начинающие седеть.
Ни у одной городской девушки я не видел таких густых волос. Она уложила их на затылке, закрепив тугой пучок небольшим веретеном. Диана старше меня, и я знал еще, что она без мужа растит дочь, которую, пока путешествует, доверяет индейской общине на острове.
Встреча с Дианой была случайной. На автовокзале я ждал друга, тем утром он возвращался из Атакамы после загадочных и страшных событий. Я понятия не имел, что произошло с ним в пустыне, и не стал донимать расспросами, но нашел место на побережье, где он мог переночевать.
Диана всегда передвигалась на попутках, и я спросил, какого черта она забыла на автостанции. Она легко толкнула меня ладонью и ответила, что ей нужно было навестить комнату для девочек.
Диана рассказала, что едет домой в Пата-Пунту, а по пути будет продавать украшения в более спокойных городах, где не нужно выяснять отношения с карабинерос. Я посмотрел на ее запястья, увешанные браслетами из разноцветных ниток. Диана занималась тем, что называется дибухо, рисованием, то есть выплетала нитками узоры на браслетах. У нее были сильные загорелые руки, и я отметил, что ее пальцы были вовсе не такими тонкими, как я ожидал.
Когда мой знакомый вышел из автобуса, сразу бросилось в глаза, что выглядел он как иностранец – с выбритым подбородком и в рубашке, застегнутой до последней пуговицы на воротнике. В его взгляде была какая-то растерянность, и неудивительно, что это расшевелило подростков неподалеку.
Приятель встретил меня прохладным рукопожатием, зато маленькая Диана утонула в его объятьях, после чего посмотрела на него с любопытством. Мой друг ей понравился сразу, как только она его увидела, но тот, кажется, вообще не обратил на это внимания.
Диана что-то сказала ему, потом я услышал ее смех, и на моих глазах парень выпрямил спину. У них завязался разговор, в который я решил не вмешиваться. В ее тихом голосе потрескивали нотки, словно корочка на снегу, его голос потеплел и стал низким. Я не разбирал слов из-за шума и, устав торчать посреди вокзала, предложил перебраться в более спокойное место. Мой друг пропускал свой автобус на побережье. Ну, тут начинается что-то интересное, подумал я.
Мы покинули вокзал и некоторое время шли по заполненной гаитянами полоске между дорогой и прилавками с горячей едой. Я часто оглядывался, опасаясь, как бы у моего приятеля, не отрывающего взгляда от индианки, не вытащили последнее из рюкзака. Но Диана поднимала смеющиеся глаза и кивала мне, показывая, что владеет ситуацией. Возле станции Универсидад мы пересекли дорогу и оказались в старом квартале Юнгай.
Петляя по узким, почти безлюдным улочкам, я теперь слышал раскатистое эхо от их голосов. Мы прошли мимо автомастерской, из ворот которой на тротуар текла мыльная вода, потом дешевой столовой, откуда на нас уставились мужчины в рабочих куртках, с лицами, мечеными сажей, минуя продуктовую лавку, где у входа разгружали ящики с пивом, пока не вышли к улице Монеда. Эта длинная прямая вела строго в центр города.
Дневное солнце стояло в жидкой листве деревьев. Был необычный зимний день, воздух до вечера оставался сухим и терпким. Наши тени, моя и две слипшиеся позади меня, плыли вдоль разрисованных стен.
Вдали, в пыли промышленного района прогудел товарняк. Пройдя перекрестки делового квартала, мимо татуировщика, что склонился над чьей-то бронзовой рукой, минуя кофейню, где разувшиеся официантки сидели на барной стойке, мы оказались в парке возле речного канала и устроились прямо на лужайке.
Я прекрасно понимал интерес моего приятеля. Диана, обращаясь к нему, сверкала глазами, контраст ее внешности и западной одежды был необычайным, кроме того, она была прекрасно начитана и говорила на безупречном английском.
Подножья гор в отдалении накрыли автомобильные выхлопы и смог от дровяных печей. В этой пелене вырезались очертания высоток, строительных кранов и радиомачты на вершине Сан-Кристобаль. Поблизости в траве целовалась парочка, от потока машин с улицы их закрывали заросли, над которыми застывали колибри. Диана, глядя на птиц, сказала, что у них совсем крохотные сердца, а следом прочла нам стихотворение на испанском, но мой друг на нем не говорил.
Когда между нами повисло затишье, Диана вынула из сумки термос и сняла крышку, чтобы дать воде немного остыть. Мы следили за движениями ее рук, пока она заваривала зеленый огонь в маленькой тыквенной чашке. Это чай из особых листьев, его тянут через металлическую соломинку, по первости обжигая ею губы. Вокруг этого напитка индейцы на юге собираются, как возле костра.