Дюна

Херберт Фрэнк

— Это те, за которыми Стилгар послал раньше, еще когда думали… — он замялся.

— Понятно.

Поль оглянулся на звук бализета — любимая песня его матери так странно сочетала в себе веселую мелодию с полными печали словами.

— Скоро сюда придут Стилгар и остальные. Покажешь им, где их ожидает Преподобная Мать.

— Я буду ждать тут, — ответил гонец.

— Да… да… жди.

Поль прошел мимо вольнаиба, направляясь к месту, которое было в каждой такой пещере, к месту, расположенному неподалеку от водохранилища. Там находился маленький шай-хулуд, не более девяти метров в длину. Его держали в оглушенном состоянии, и со

всех сторон он был окружен канавками с водой. Творило, после того как он появлялся на свет из творильного вектора, избегал воды как самого страшного яда. Потопление творила было величайшей тайной вольнаибов, потому что вследствие этого вырабатывалась объединяющая их субстанция — Вода Жизни, яд, который могла изменить только Преподобная Мать.

Решение пришло к Полю недавно, после того как он увидел угрожающую матери опасность. Ни в одной линии будущего, которое он просмотрел до сих пор, не было угрозы, исходящей от Джерни Халлека. Будущее, туманное будущее с вечно присущим ему ощущением, что Вселенная вскипает, как бурлящий водоворот, окружало его призрачным маревом.

Я должен увидеть его, подумал Поль.

Его тело постепенно привыкло к уровню пряностей, вызывавшему провидческие видения, и они становились все реже и реже… все туманнее и туманнее. Необходимость действовать стала для него очевидной.

Я потоплю творило. И мы увидим, на самом ли деле я — Квизац Хадерак и смогу остаться в живых после испытания, которое до сих пор проходили только Преподобные Матери.

~ ~ ~

И в третий год Пустынной Войны случилось так, что Муад-Диб лежал в одиночестве в Птичьей Пещере, скрытый шитыми занавесями внутренних покоев. И словно мертвый лежал он, скованный откровениями Воды Жизни, и сущность его была перенесена за границы времени ядом, что дает жизнь. Так сбылось пророчество, что Лизан аль-Гаиб может быть сразу и живым и мертвым.

Принцесса Ирулан, «Собрание Аракианских легенд».

Чейни вышла из низины Хаббанья в предрассветном сумраке. Она услышала тихое урчание махолета, который принес ее сюда с далекого юга и теперь исчезал в темной пустоте. Приданный ей почетный караул держался на расстоянии, прижимался к скалам и следил, нет ли опасности, выполняя просьбу спутницы Муад-Диба и матери его первенца: дать ей несколько мгновений побыть одной.

Зачем они призвали меня? недоумевала она. Он ведь всегда говорил мне, что я должна оставаться на юге с маленьким Лето и Алей.

Она подобрала бурнус, легко перепрыгнула через высокий плоский камень и начала подниматься по тропке, которую мог различить в темноте только натренированный глаз жителя пустыни. Из-под ног запрыгали мелкие камешки, и она легко, словно танцуя, двинулась вперед, даже не думая о необходимости сохранять равновесие.

Подъем возбуждал, и немного поулеглись страхи, вызванные гробовым молчанием караула и тем, что за ней был послан драгоценный махолет. Она чувствовала, как душа ее ликует при мысли о скорой встрече с Полем-Муад-Дибом, с ее Узулом. Его имя было известно повсюду, с ним бросались в бой: «Муад-Диб! Муад-Диб! Муад-Диб!» Но она знала и совсем иного

человека — отца ее сына, нежного возлюбленного.

Впереди в скалах замаячила высокая тень, закивала, призывая поторопиться. Уже начали покрикивать и подниматься в небо утренние птицы. На востоке разрасталась светлая полоса.

Человек наверху не принадлежал к ее караулу. Отейм? предположила Чейни, подмечая характерные движения. Она подошла ближе и узнала в сереющем свете широкое плоское лицо одного из федьакынских командиров, его откинутый назад капюшон и болтающуюся сбоку повязку-фильтр — как у человека, только на минуту выскочившего в открытую пустыню.

— Скорее, — зашипел он и через тайную расщелину повел ее вниз, в скрытую в скалах пещеру.

— Скоро рассветет, — он придержал для нее герметичную дверь. — В последнее время Харконнены с отчаяния стали засылать патрули даже в эти районы. Сейчас нам нельзя рисковать, чтобы нас не засекли.

Они углубились в узкий коридор, ведущий в Птичью Пещеру. Зажглись поплавковые лампы. Отейм обогнал ее и бросил на ходу:

— Следуй за мной. Пожалуйста, побыстрее.

Они ускорили шаг, прошли через еще одну герметичную дверь, еще один коридор и, раздвинув занавеси, оказались там, где в былые дни, когда пещера была просто местом для временного отдыха, находились покои для саяддины. Портьеры с вытканными на них красными ястребами занавешивали стены. Низкий походный столик был застелен бумагой, от которой шел сильный запах пряностей — основы для ее изготовления.

Прямо напротив входа в одиночестве сидела Преподобная Мать. Она подняла на них свой проникающий в душу взгляд, от которого непосвященных бросало в дрожь.

Отейм сложил ладони вместе и сказал:

— Я привел Чейни.

Потом поклонился и отступил за портьеру. Джессика подумала: Как я расскажу ей?

— Здоров ли мой внук? — спросила она.

Значит надо соблюдать все положенные по ритуалу формальности, сообразила Чейни, и к ней вернулись все ее страхи. Где Муад-Диб? Почему его нет здесь?

— Здоров и весел, матушка, — ответила она. — Я оставила его с Алей на попечение Хары.

Матушка? удивилась Джессика. Хотя да, она имеет право называть меня так при официальном приветствии. Она же родила мне внука.

— Я слыхала, из сича Коуна прислали в подарок ткань?

— Очень милую ткань, — подтвердила Чейни.

— Есть ли мне весточка от Али?

— Весточки нет. Но в сиче стало спокойнее с тех пор, как люди начали понимать ее особое положение.

Чего же она тянет? Ведь дело очень срочное, иначе они не прислали бы за мной махолет. А мы тянем время, соблюдая формальности!

— Часть этой ткани мы пустим на одежду для маленького Лето

— Как пожелаете, матушка, — Чейни опустила взгляд. — Есть ли новости с поля битвы?

Она изо всех сил старалась придать лицу бесстрастное выражение, боясь, что оно выдаст ее — на нем был написан вопрос о ее Поле-Муад-Дибе.

— Новые победы. Раббан послал парламентариев для переговоров о перемирии. Обратно они вернулись без своей воды. Раббан даже смягчился в отношении некоторых деревень в долинах. Но он уже опоздал. Все понимают, что он сделал это из страха перед нами.