Дюна
Шрифт:
Часовые у входа отошли от двери и образовали небольшой коридор. Послышалось шуршание множества плащей и скрип ног по занесенному песком полу.
Падишах-Император Саддам IV ввел своих людей в залу. Шлем бурзега в суматохе потерялся, и его рыжие волосы торчали во все стороны. Левый рукав мундира разорвался по шву. Он был без ремня и без оружия, но выражение непоколебимого достоинства, казалось, создавало вокруг Императора поле, которое, подобно силовому щиту, заставляло всех держаться на расстоянии.
Вольнаибское копье преградило дорогу
Поль обвел глазами их всех, увидел двух женщин, пытавшихся скрыть следы слез, лакеев, привезенных прислуживать на торжестве в честь очередной победы сардукаров и теперь тупо озиравшихся, не зная, что делать после поражения. Поль увидел птичьи глаза Преподобной Матери Елены Моиам Гай, горящие из-под черного капюшона. Рядом с ней — старавшийся держаться в тени Фейд-Рота Харконнен.
Среди них есть одно лицо, которое время всегда скрывало от меня, подумал Поль.
Он посмотрел за Фейд-Роту, привлеченный движением в толпе, и заметил узкое лисье личико, которое он прежде никогда не встречал — ни во времени, ни вне его. Но что-то подсказывало Полю, что это лицо должно быть ему знакомо, и что-то в нем возбуждало его страх.
С чего бы мне бояться этого человека? недоумевал он.
Он наклонился к матери и прошептал:
— Человек неприятного вида слева от Преподобной Матери — кто это?
Джессика взглянула — она видела это лицо в досье герцога.
— Граф Фенринг. Тот, кто был на Аракисе как раз перед нами. Генетический евнух и… убийца.
Императорский мальчик на побегушках, подумал Поль. Эта мысль потрясла его — он бессчетное количество раз встречал Императора в различных ответвлениях будущего, но нигде никогда он не сталкивался с графом Фен-рингом.
Полю много раз доводилось видеть собственное мертвое тело, распростертое в разных точках паутины времени, но он никогда не видел самого момента своей смерти.
Может, мне потому и не попадался никогда этот человек, что именно он должен меня убить?
Его охватило нехорошее предчувствие. Он заставил себя отвести взгляд от Фенринга и принялся рассматривать сардукаров, на лицах которых были написаны боль и отчание. То тут, то там среди них попадались лица, ненадолго привлекавшие внимание Поля, — сардукарские офицеры оценивали ситуацию, осматривали комнату, прикидывая возможность превратить свое поражение в победу.
Наконец Поль обратил внимание на высокую блондинку — зеленоглазую, царственно прекрасную. На ее лице с классическими чертами не было следов слез, оно сохраняло полную безмятежность. Полю не требовалось, чтобы кто-нибудь рассказывал ему о ней, он и так знал ее: принцесса императорской крови, опытная бен-джессеритка, тысячу раз виденная им на просторах времени в самых разных ситуациях —
А вот и моя ступенька к трону, подумал он.
В толпе произошло движение, и показалось еще одно знакомое лицо — Суфир Хайват, морщинистый старик, с темными пятнами на губах, сутулый, сгорбившийся под тяжестью времени.
— Здесь Суфир Хайват, — сказал Поль. — Освободи его, Джерни.
— Милорд!
— Освободи его, — повторил Поль.
Джерни кивнул.
Хайват прошаркал мимо поднявшегося вольнаибского копья, которое вновь опустилось за его спиной. Слезящиеся глаза уставились на Поля, как всегда что-то прикидывая, и оценивая.
Поль сделал шаг вперед, заметив, как замерли в напряженном ожидании Император и его свита.
Хайват отвел глаза и произнес:
— Леди Джессика, сегодня я узнал, как обманывался в своих подозрениях насчет вас. Вы не нуждаетесь в оправданиях.
Поль выждал немного, но мать молчала.
— Суфир, дружище, — заговорил он, — как видишь, я не сижу спиной к двери.
— Во Вселенной очень много дверей, — ответил Хайват.
— Но разве я не сын своего отца?!
— Скорее, своего деда. Ваши манеры и-выражение глаз очень похожи.
— Тем не менее я сын своего отца. И я скажу тебе вот что, Суфир: за долгие годы службы моей семье я даю тебе право просить у меня все, чего ты пожелаешь. Все. Тебе нужна моя жизнь, Суфир? Она твоя.
Поль подошел еще ближе, раскинул руки в стороны и по глазам Хайвата увидел, что тот научился понимать его.
Он догадался, что я знаю о предательстве.
Поль понизил свой голос до шепота, чтобы их никто не услышал.
— Я имею в виду именно это. Если ты должен нанести мне удар — наноси.
— Я хотел только одного: вновь предстать перед вами, мой герцог.
И тут Поль впервые заметил, что старик делает усилие, чтобы не упасть. Поль рванулся вперед, подхватил его за плечи и почувствовал, что Хайвата сотрясает дрожь.
— У тебя что-то болит, дружище?
— Болит, мой герцог. Но радость сильнее боли.
Хайват развернулся к Императору и вытянул вперед левую руку, показывая ему крохотную иголку, спрятанную между пальцев.
— Видите, Ваше Величество? Видите вашу предательскую иглу? Неужели вы думали, что я, отдавший всю свою жизнь Атрейдсам, не отдам им ее сейчас?
Старик поник в руках Поля, и тот ощутил смерть в обмякшем теле. Поль мягко опустил Хайвата на пол, выпрямился и дал знак охране вынести труп.
Пока выполняли его приказ, никто не проронил ни слова.
С лица Императора исчезло выражение напряженного ожидания. В надменном взгляде, может быть, впервые в жизни появился страх.
— Ваше Величество, — заговорил Поль и увидел удивление, мелькнувшее на лице принцессы императорской крови. Его слова были промодулированы по всем правилам Бен-Джессерита и заключали в себе все возможные оттенки презрения и насмешки.