Дюймовочка крупного калибра
Шрифт:
– Вот и здорово, – обрадовалась Серафима. – Что ни делается, все к лучшему.
И она полетела на крыльях любви сначала по магазинам, а потом к прихворнувшему любимому.
– Сюрприз будет, – радостно улыбалась Сима, целеустремленно носясь с тележкой по супермаркету.
Незваный гость хуже татарина. Иногда он даже хуже стихийного бедствия. Далеко не каждая женщина готова воспринимать в качестве приятного сюрприза неожиданный приход даже очень дорогого человека. Особенно если именно этот день она решила посвятить косметическим процедурам или генеральной уборке. Если в квартире бедлам, все вещи выволочены, а сама хозяйка летает по апартаментам верхом на пылесосе, то звонок в дверь ничего кроме глухого раздражения не вызовет. А уж если она целый час протирала фрукты
Серафима прекрасно понимала, что изошедший на сопли Антон может смутиться своего непрезентабельного вида и состояния, но тем важнее показать ему, что дело не во внешней оболочке. Она любит его всякого, между ними нет никаких преград и недомолвок. Они близкие, родные люди, единое целое, в горе и в радости…
Нет. Получалось как-то напыщенно. Наверное, такие глупости пишут в Зойкиных романах.
Сима просто хотела быть рядом. Всегда.
С бараньей ногой наперевес она торопилась навстречу своему счастью. Во всяком случае, в квартиру Серафима ввалилась с блаженной улыбкой абсолютно и безгранично счастливой тетки, у которой одна проблема – уточнить, тушить эту ногу или запекать.
Замок покорно отсчитал два поворота ключа, как метроном, отмерив два последних мгновения счастья.
В прихожей – женские сапоги.
В комнате – женский смех.
Медленно, как во сне, Сима начала погружаться в топь замедлившего бег времени. Она уже все поняла… и ничего не понимала. Желатиновые мысли застыли в сознании бесформенными кучками. Надо было что-то срочно сделать. Но что? И зачем?
Вдох. Выдох. И никакого конструктива. Только биение пульса в ушах, пробка, перекрывавшая дыхание, и мерзкая дрожь в конечностях.
– Адреналин, – вяло сообразила Серафима. Апатия накрыла душным одеялом, под которым истерично вибрировало крошево сознания. Судороги разума. Жар ненависти.
– Какого черта? – пришла в себя Сима и шагнула в комнату.
Ее заметили не сразу.
– Хочу выпить, – капризно протянула сидевшая спиной к двери миниатюрная изящная брюнетка. Ее темные волосы отливали глубокой ночной синевой, а белая кожа казалась прозрачной. Но любоваться чужими прелестями Серафима, как это ни удивительно, оказалась не в состоянии. Она лишь отметила, что в Антошиной постели, белея бесстыжими округлостями, сидит ее совершеннейшая противоположность. Вот так. А она-то думала, что любимому нравятся мощные и уютные девушки в теле. Тяжелые и надежные, как деревенская печь.
То ли Сима ошиблась, то ли Антон, как и большинство мужчин, особым постоянством не отличался и предпочитал условно-доступные экземпляры.
Хотя чего уж тут: Сима тоже оказалась доступной. И условно, и безусловно.
«А брюнетка-то хороша. Картинка!» – всколыхнулись в Серафиме с таким трудом задавленные комплексы.
Хорошо, что кульминация встречи двух голубков осталась за кадром. Хотя в этой ситуации уже ничего не подходило под определение «хорошо». Все было очень и очень плохо.
– Всем привет, – бодро поприветствовала собравшихся Сима. Нижняя челюсть у нее тряслась так, что зубы клацали. Но некие рефлексы, мобилизовавшие мыслительную деятельность, подсказывали: уходить надо достойно. И лучше первой, пока тебя не попросили на выход. Вряд ли Антон захочет оправдываться. Да и не о чем говорить: даже если случится чудо и он начнет придумывать объяснения, стремясь сохранить отношения, то Симу это все равно не устроит. Зачем? Простить, потом безуспешно пытаться забыть и всю оставшуюся жизнь бояться наступить на те же грабли? А она была уверена: прощение изменщика не что
Антон густо и зло покраснел. Серафима буквально физически ощущала острые комки раздражения и даже бешенства, летевшие в нее с противоположного конца комнаты.
– Добрый день. – Брюнетка грациозно повернулась и с удивленной, но отчего-то доброжелательной улыбкой уставилась на Симу. Доброжелательность эта была так же неуместна в столь щекотливой ситуации, как и частушки на поминках.
– Наидобрейший, – согласилась Серафима. – И погода замечательная.
Как ей хотелось выглядеть достойно! Вот чтобы не жалкой курицей, изначально приговоренной к бульону, а насмешливой, самодостаточной, такой, как эта голая девица. Похоже, брюнетка на самом деле чувствует себя вольготно и ничуть не смущается и ни наготы, ни двойственной ситуации. У Серафимы это никак не получалось. Ноги дрожали от слабости, колючая обида царапала горло, норовя выплеснуться горькими слезами: за что?!
На Антона она смотреть боялась. Чего на него смотреть. Исход ясен. Если столкнуть с полки тонкий хрустальный сосуд, то все будет точно так же понятно: горка осколков и необходимость влажной уборки, чтобы не наступить потом босой ногой на незамеченную крупинку. Так и тут: любовь – вдребезги, и долгое психологическое восстановление, когда малейшее воспоминание вызывает острую боль, а раны не заживают годами, а иногда и до самой смерти. Настоящая любовь – тяжелая болезнь. И самое лучшее для женщины, если она изначально ошиблась в определении, приняв за любовь временное увлечение.
Антон на самом деле был очень зол и расстроен. Стресса не было, а вот раздражение выплескивалось через край. Стресс – это когда жена, мать твоих троих детей, возвращается «из командировки» и знакомится с любовницей. Вот это да – жуть. У женатого слишком много ответственности и масса поводов почувствовать себя подлецом: дети без отца, напряженный психологический климат в семье, жена, потратившая на тебя всю молодость, и постоянное «должен». Никто не любит быть должным. Кредиторы ничего кроме недовольства не вызывают. Жена – тоже кредитор. Она тебе – жизнь, борщи, детей, а ты ей – жизнь, зарплату и вечную верность. Брать чужую жизнь легко, а вот с возвратом долгов сложнее. Промучиться до самого конца рядом с женщиной, которая перестала привлекать, – с какой стати? Если перестала интересовать, то это не его проблема, а ее. Значит, с ней что-то не так. Растеряла юношеский задор и девичью легковерность, испортила фигуру и характер. И почему ее такую надо рядом с собой терпеть? Жизнь одна, и прожить ее надо со вкусом, ярко, а не должником в кабале. Именно поэтому Антон и не собирался жениться. Наверное, со временем это придется сделать, и Серафима, такая домашняя и покладистая, вроде бы даже подходила на роль спутницы жизни, с ней и проблем было бы меньше, чем с какой-нибудь лисичкой, вроде этой своенравной брюнетки. Ну чего уж теперь. Хотя, может, Сима еще и захочет за него побороться. Тем проще будет в дальнейшем. Тем более что сама виновата: не надо заявляться без приглашения. Хотела сюрприз – получи взаимообразно. Никакой трагедии, просто вечер испорчен. Лишь бы не скандалили…
– Ну вот что, девушки, – Антон через силу улыбнулся. – Вечер не удался. Вы тут сами разберитесь, а я пока в душ.
Разбираться с брюнеткой Серафима была не готова. Она вообще не желала никаких разборок. Слишком унизительно делить мужика, который к тому же гордо удалился омывать свое тщедушное тело. Дезертир! Закрылся в ванной и ждет, чем все закончится.
Ну почему ей так не везет?! Гадость какая! Слизняк! Бороться за него? Много чести. Тоже мне – приз.
– Я, пожалуй, пойду, – светским тоном обронила Серафима, пятясь к выходу. Похоже, что здравый смысл, слегка притопленный истерикой, периодически выныривал на поверхность «подышать»: продукты Сима забрала. Из принципа. Потому что вдруг явственно представила, как эта нагловатая девица запечет баранью ногу, и они с Антоном будут ее пожирать вдвоем, посмеиваясь над Симой. Жир потечет по подбородкам, мясо разлохматится неопрятными кусками, захватанные пальцами бокалы тускло застынут среди скомканных грязных салфеток… тьфу!