Дзержинский. От «Астронома» до «Железного Феликса»
Шрифт:
Позднее, 8 октября 1901 г., он писал ей: «Здоровье мое так себе – легкие действительно начинают меня немного беспокоить. Настроение переменчиво: одиночество в тюремной камере наложило на меня свой отпечаток. Но силы духа у меня хватит еще на тысячу лет, а то и больше…». Возможно, на здоровье и настроении сказывалось тюремное питание. В этом же письме он писал: «Кормят так, чтобы не умереть с голода, на 7 Ѕ копеек в день, зато воды сколько угодно и даром – в деревянных бочонках» [337] . Так или иначе, в начале ноября он успокаивающе сообщал в письме к Альдоне: «Что касается моих легких, то не так уж с ними плохо, как вы думаете. Я даже не кашляю, а что я чувствую тяжесть в груди, то ведь трудно, сидя в тюрьме почти два года, быть совершенно здоровым» [338] .
337
Дзержинский Ф. Дневник заключенного. Письма. М., 1984. С. 22.
338
Дзержинский Ф.
В этот же период о находившемся в заключении Феликсе Дзержинском узнала его бывшая возлюбленная Маргарита Николаева. Пытаясь вновь напомнить о себе, она прислала ему в тюрьму телеграмму, в которой спрашивала о возможности организации свидания в тюрьме. В конце августа – начале сентября 1901 г. Дзержинский ответил на эту телеграмму следующим письмом:
«Дорогая Маргарита Федоровна!
Совсем неожиданно получил я Вашу телеграмму здесь в Седлецкой тюрьме. И, право, она меня встревожила, так как свиданий мы никаких получить не можем и не должны даже просить, так как это сопряжено теперь с особенными условиями, о которых я Вас впоследствии уведомлю. И мне теперь писать трудно больше, я ожидаю Ваше письмо, и тогда подобно о себе отвечу Вам. Но о прошлом я хочу забыть – теперь моя жизнь сложилась так, что я буду или вечный бродяга, или же буду прозябать где-нибудь в Жиганске или Колымске… Теперь я уже 19 месяцев в тюрьме и чувствую себя не особенно прекрасно, но все-таки лучше, чем в Кае. Я отчасти ненавижу свою первую ссылку. Не обижайтесь на меня за такое письмо, но не могу писать.
Ф. Дзержинский.
P.S. Отвечу Вам подробно, как получу Ваше письмо» [339] .
Очевидно, что Дзержинский уже не связывал своей будущей жизни с Маргаритой Николаевой. На это у него было несколько причин, в т. ч. и личная. В этот период его чувства были связаны с другой женщиной. В уже упомянутом письме от 8 октября он писал сестре Альдоне: «Вероятно, вскоре ко мне придет на свидание моя знакомая из Вильно. Как видишь, живу, и люди не забывают обо мне, а поверь, что сидеть в тюрьме, имея золотые горы, но не имея любящих тебя людей, во сто крат хуже, чем сидеть без гроша, но знать, что там, на свободе, о тебе думают…» [340] . Девушкой из Вильно была Юлия Гольдман, знакомая с Дзержинским еще с юношеских лет. Свидание с Дзержинским она получила, выдав себя за его двоюродную сестру.
339
Дзержинский Ф. Э. «Я вас люблю…»: Письма Феликса Дзержинского Маргарите Николаевой. Подг. текста, сост. и вступ. ст. А. А. Плеханова и А. М. Плеханова. М., 2007. С. 211–212.
340
Дзержинский Ф. Дневник заключенного. Письма. М., 1984. С. 22.
20 октября (2 ноября) 1901 г. было подписано постановление о высылке Ф. Э. Дзержинского на пять лет в Восточную Сибирь. Буквально через несколько дней Дзержинский получил новое письмо от Николаевой. Он, как и обещал, ответил более подробно о себе, но также отстраненно, письмом из Седлецкой тюрьмы от 10 ноября 1910 г.:
«…Я за это время, которое прошло после последней нашей встречи, решительно изменился и теперь не нахожу в себе того, что некогда было во мне, и осталось только воспоминание, которое мучит меня. Я за это время изменился, и случилось со мной то, что почти со всяким часто случается, но о чем писать при моих условиях несколько неудобно. Прошло с тех пор уже почти 3 года, полгода жил полной грудью, и лично о себе мне приходилось мало думать; когда же попал в тюрьму, и более года был абсолютно оторван от внешнего мира, от друзей и знакомых, а потом сразу попал в довольно свободные условия заключения, связи мои с товарищами и внешним миром возобновились, и я получил свидание – тогда я стал жить и живу теперь и личной жизнью, которая никогда хотя не будет полна и удовлетворенная, но все-таки необходима. Мне кажется, Вы поймете меня, и нам, право, лучше вовсе не стоит переписываться, это будет только раздражать Вас и меня. Я теперь на днях тем более еду в Сибирь на 5 лет – и значит, нам не придется встретиться в жизни никогда. Я – бродяга, а с бродягой подружиться – беду нажить.
…Прошу Вас, не пишите вовсе ко мне; это было бы слишком неприятно и для Вас, и для меня, и я потому прошу об этом, что Вы пишете, что Ваше отношение ко мне нисколько не изменилось, а нужно, чтобы оно изменилось, и только тогда мы могли бы быть друзьями. Теперь же это невозможно.
А затем будьте здоровы, махните рукой на старое и припомните те мои слова о том, что жить можно только настоящим, а прошлое это дым.
Еще раз будьте здоровы и прощайте.
Ф. Дзержинский» [341] .
341
Дзержинский Ф. Э. «Я вас люблю…»: Письма Феликса Дзержинского Маргарите Николаевой. Подг. текста, сост. и вступ. Ст. А. А. Плеханова и А. М. Плеханова. М., 2007. С. 213–214.
Феликсу Эдмундовичу Дзержинскому предстояла новая ссылка.
5 января 1902 г. Дзержинский был отправлен из Седлецкой тюрьмы к месту отбытия наказания, в далекий Вилюйск. Этап был протяженный и перемещение, как обычно, длительное, с порою продолжительными отсидками в различных пересыльных тюрьмах: всего путь занял больше 2 месяцев.
Маршрут первоначально пролегал через Варшаву и знаменитую московскую пересыльную тюрьму Бутырки, где ему удалось увидеть посетивших его родных братьев Владислава и Игнатия [342] . Здесь он участвовал в манифестации политических заключенных в знак солидарности с отправляемой в Сибирь очередной партией ссыльных. За участие в этой манифестации Феликс Дзержинский был лишен свиданий и переписки с родными сроком на один месяц [343] . Поэтому встреча с братьями оказалась единственной.
342
Дзержинский Ф. Дневник и письма. М., 1956. С. 113.
343
Хацкевич А. Ф. Солдат великих боев. Жизнь и деятельность Ф. Э. Дзержинского. 4-е изд., доп. М., 1982. С. 53.
Затем последовал путь до Самары, а после нее утомительные десять суток без остановок и отдыха до Красноярска и Иркутска [344] . В начале марта он уже был в селе Александровское, что располагалось в 76 километрах северо-западнее Иркутска. Здесь находилась знаменитая Александровская центральная пересыльная тюрьма – Александровский централ [345] . Этой тюрьме уже тогда была посвящена знаменитая песня «Далеко в стране Иркутской», написанная в конце XIX в.:
344
Дзержинский Ф. Дневник и письма. М., 1984. С. 36.
345
Центральная каторжная тюрьма в селе Александровское Иркутской губернии, построена в 1873 г. Более подробно ее историю см.: Кудрявцев Ф. А. Александровский централ: из истории сибирской ссылки. Иркутск, 1936; Быкова Н. Н. История Александровского централа (1900 – февраль 1917 гг.). Автореф. дисс. … канд. ист. наук. Иркутск, 1998.
346
Элиасов Л. Е. Народная революционная поэзия Восточной Сибири эпохи гражданской войны. Улан-Удэ, 1957. С. 117.
Впоследствии текст этой песни будет неоднократно меняться, сотнями вариантов пересказывая судьбы заключенных ХХ века, но именно этот вариант классический [347] .
Длительные переезды, особенно от Самары, расшатали здоровье Феликса Дзержинского: у него вновь появилась одышка. «К счастью, – как писал он в письме сестре Алдоне, – наступили теперь теплые, солнечные, весенние дни, и воздух здесь горный и сухой – здоровый для слабых легких» [348] .
347
Ладик Л. Символ жестокости (из истории Александровского централа) //Ленинский путь. Уссолье-Сибирское. 1971. 8 июля.
348
Дзержинский Ф. Дневник и письма. М., 1984. С. 36.
Положение перемещаемых по этапу лиц в Александровском централе, в отличие от отбывающих здесь наказание уголовников, было традиционно вольным. Они не работали в тюремных мастерских, свободно перемещались по тюрьме, выходили с конвойным для покупок в сельский магазин, чинили одежду, ходили сразу по приходу в тюрьму в баню, занимались различными своими делами перед отправкой по этапу. Эта была практика, как отчасти введенная прежним начальником тюрьмы Александром Петровичем Сипягиным и продолженная его приемником поляком И. И. Лятоскевичем [349] , так и общая практика сибирских пересыльных тюрем. Административные ссыльные не приравнивались в тюрьмах к заключенным подследственным или к ссыльнопоселенцам, считаясь «полусвободными». Однако своей степенью «либерализма» Александровский централ действительно выделялся на фоне других тюрем. В конце XIX века в Александровском централе даже существовал театр из актеров-заключенных, не говоря уже о хорошей библиотеке и других благах. На известного исследователя тюрем рубежа XIX–XX веков Д. А. Дриля эта тюрьма произвела самое отрадное впечатление. «Начальство тюрьмы, – писал он, – стремится воздействовать на арестантов не с точки зрения наказания, а с точки зрения поощрения» [350] .
349
Сипягин А. П. Несколько слов о настоящем и будущем уголовной ссылки и тюрьмы. – Иркутск, 1898; Лятоскевич И. Александровская каторжная тюрьма //Тюремный вестник. 1901. № 8. С. 390–406.
350
Дриль Д. А. Ссылка и каторга в России: Из личных наблюдений во время поездки в Приамурский край и Сибирь. СПб., 1898. С. 32.