Дзержинский
Шрифт:
Совет Народных Комиссаров согласился с введением в состав коллегии ВЧК представителей от партии левых эсеров, но только из числа членов ВЦИК и после утверждения их Совнаркомом.
Заместителем председателя ВЧК был назначен левый эсер Александрович. Семь левых эсеров вошли в состав коллегии ВЧК.
После такой «победы» в ЦК левых эсеров царило ликование. А в отдельной комнате, с глазу на глаз, Спиридонова наставляла Александровича:
— Мы возлагаем на вас большие надежды, Петр Алексеевич. Вы наши глаза и уши в ВЧК. А может быть, и руки; кто знает, как повернется дело. Будьте очень осторожны и не давайте повода Дзержинскому заподозрить вас в нелояльности…
Дзержинский
— Принято решение ввести в состав коллегии ВЧК левых эсеров. ЦК нашей партии и Совнарком не могут не считаться с тем, что левые эсеры еще пользуются влиянием среди крестьянства и что большевики делят с ними государственную власть. Но не левые эсеры, а мы с вами, большевики, составляем большинство в ВЧК и основной ее костяк. И пусть никто не забывает, что мы по-прежнему ответственные перед ЦК за всю работу и за проведение в ВЧК линии большевистской партии.
Но хлопот с ними будет много, — добавил, помолчав, Дзержинский.
Так оказались в коллегии, а затем и в аппарате ВЧК левые эсеры.
Германская армия наступала. Остатки старой армии не смогли оказать серьезного сопротивления. Немцы начали наступление 18 февраля, прошло пять дней, а они уже захватили всю Латвию и Эстонию, значительную часть Украины, города Двинск, Минск, Полоцк, Псков. Реальная угроза нависла над Петроградом, колыбелью революции.
21 февраля 1918 года Совет Народных Комиссаров принял написанный Лениным декрет-воззвание «Социалистическое отечество в опасности!». Всем Советам и революционным организациям вменялось в обязанность «защищать каждую позицию до последней капли крови». Декрет предусматривал конкретные меры для отпора врагу и установления железной дисциплины и порядка в тылу создававшейся Красной Армии. Пункт 8 декрета гласил: «Неприятельские агенты, спекулянты, громилы, хулиганы, контрреволюционные агитаторы, германские шпионы расстреливаются на месте преступления».
Дзержинский прочел декрет членам коллегии.
— Товарищи! Речь идет о коренном изменении прав и обязанностей ВЧК. До сих пор на нас возлагался только розыск и дознание. Вопрос о наказании преступников решался в народных судах и революционных трибуналах, куда мы передавали свои материалы. Теперь, поскольку именно ВЧК ведет борьбу с названными в декрете преступлениями, она наделяется теми карательными функциями, которые в нем предусмотрены. Беспощадно уничтожать врагов революции. И это должны делать мы.
Феликс Эдмундович посмотрел на суровые лица товарищей. Да, трудно сразу осмыслить такой крутой поворот. Но Дзержинский не сомневался — коммунисты-чекисты волю партии и Советского правительства выполнят.
— В Петрограде — мы. А по всей стране как? В большинстве губерний чрезвычайные комиссии еще не сорганизованы.
Это Петерс. Он ведал орготделом ВЧК.
— Обратимся к местным Советам. Это обращение подтолкнет дело создания наших органов на местах.
— Надо бы и к населению обратиться, объявить о новых правах ВЧК, — предложил Ксенофонтов.
Подготовить эти документы коллегия поручила Дзержинскому вместе с Петерсом и Ксенофонтовым.
За составление проекта объявления принялся Ксенофонтов. За текст обращения к Советам взялись Дзержинский и Петерс.
Спустя некоторое время Ксенофонтов читал свой проект:
— «Всероссийская Чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией, саботажем и спекуляцией при Совете Народных Комиссаров доводит до сведения всех граждан, что до сих пор комиссия была великодушна в борьбе с врагами народа,
— Подожди, — прервал Петерс, — все правильно, но что-то ты здорово закрутил: «гидра», «паразиты». Так официальные документы не пишут.
— Пусть остается так. Иван Ксенофонтович написал по-своему, по-рабочему. А мы, Яков Христофорович, обращаемся главным образом к рабочим, — сказал Дзержинский. — Но нужно обязательно добавить, что мы действуем не самочинно, а «основываясь на постановлении Совета Народных Комиссаров».
— «…а потому объявляет, — продолжал чтение Ксенофонтов, — что все неприятельские агенты и шпионы, контрреволюционные агитаторы, спекулянты, организаторы восстаний и участники в подготовке восстания для свержения Советской власти — все бегающие на Дон для поступления в контрреволюционные войска калединской и корниловской банды, продавцы и скупщики оружия для отправки финляндской белой гвардии, калединско-корниловским… войскам для вооружения контрреволюционной буржуазии Петрограда будут беспощадно расстреливаться отрядами комиссии на месте преступления».
— Все?
— Теперь все, Феликс Эдмундович.
— Там, где вы говорите о лицах, бегущих для вступления в. белые армии Каледина и Корнилова, добавьте: «и польские контрреволюционные легионы». Соответственно следует добавить: «и довбор-мусницким войскам» — там, где речь идет о скупщиках и продавцах оружия, — предложил Дзержинский.
— Стоит ли? Всякой сволочи много, всех не перечислишь, — усомнился Петерс.
— Нет, нет. Обязательно добавить! Во-первых, польская контрреволюция не менее опасна, чем русская, а во-вторых, все знают, что председатель ВЧК поляк, и умалчивание о легионах генерала Довбор-Мусницкого будет бросать тень на меня, — настоял Дзержинский.
С этими поправками объявление ВЧК и появилось 23 февраля в «Известиях ЦИК».
Там же была опубликована и радиограмма ВЧК всем Советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. ВЧК подробно информировала Советы о положении, создавшемся вследствие германского наступления, о раскрытых контрреволюционных заговорах и просила беспощадно расстреливать всех «уличенных в той или иной форме в участии в контрреволюционном заговоре». Давался более четко сформулированный и ограниченный перечень преступлений, влекущих за собой расстрел. «Хулиганы, саботажники и прочие паразиты» из перечня были исключены.
В конце обращения предлагалось «для постоянной беспощадной борьбы немедленно организовать в районах чрезвычайные комиссии по борьбе с контрреволюцией, саботажем и спекуляцией, если таковые еще не организованы».
В упорных боях под Псковом, Равелем (Таллин) и Нарвой первые отряды Красной Армии, петроградские в эстонские красногвардейцы, балтийские моряки и революционные части старой армии, в состав которых входили латышские стрелки, стойко отражали натиск вооруженных до зубов немецких войск. Но молодая Советская республика не могла бы выдержать длительной войны с германским империализмом. Ленин отчетливо понимал, что продолжение войны означает гибель Советской власти, и настойчиво добивался в ЦК немедленного заключения мира.