Дзержинский

Тишков Арсений Васильевич

Первый пункт проекта гласил: «Право вынесения приговоров по всем делам, возникающим в чрезвычайных комиссиях, передается реорганизованным трибуналам…» Далее следовали пункты, определяющие состав трибуналов, сроки и порядок ведения следствия, вынесения и обжалования приговоров.

Как грозное предостережение белогвардейским заговорщикам прозвучали слова Дзержинского:

— Но вместе с тем мы не должны убаюкивать себя, мы должны своим врагам сказать, что, если они посмеют выступить с оружием в руках, тогда все те полномочия, которые имела раньше Чрезвычайная комиссия,

она будет иметь и дальше!

Проект был принят. В постановлении ВЦИК было предусмотрено предоставление ВЧК «права непосредственной расправы» при наличии вооруженных выступлений, а также в местностях, объявленных на военном положении, «за преступления, указанные в самом постановлении о введении военного положения».

Феликс Эдмундович просил ВЦИК разрешить ВЧК в административном порядке заключать в концентрационные лагеря «господ, проживающих без занятий, тех, кто не может работать без известного принуждения».

И эта просьба была удовлетворена.

Это было 17 февраля 1919 года…

В кабинете Дзержинского собрались члены коллегии ВЧК. В креслах у письменного стола-заняли свои привычные места зампреды — Яков Христофорович Петерс и Иван Ксенофонтович Ксенофонтов; на диване и на стульях вдоль стен разместились Мартин Янович Лацис-Судрабс, приехавший с Восточного фронта; начальник Особого отдела Михаил Сергеевич Кедров, Варлаам Александрович Аванесов, Александр Владимирович Эйдук, начальник штаба войск ВЧК Константин Максимович Валобуев, Иван Дмитриевич Чугурин, Филипп Дементьевич Медведь, заведующий транспортным отделом Василий Васильевич Фомин, Николай Александрович Жуков, Сергей Герасимович Уралов и Григорий Семенович Мороз.

В маленьком кабинете сразу стало тесно и шумно.

Дзержинский постучал карандашом по столу, призывая к вниманию, и прочитал только что полученную телефонограмму:

1 апреля 1919 г.

«…Совет Обороны предписывает принять самые срочные меры для подавления всяких попыток взрывов, порчи железных дорог и призывов к забастовкам.

Совет Обороны предписывает призвать к бдительности всех работников Чрезвычайных комиссий и о предпринятых мерах довести до сведения Совета Обороны.

Председатель Совета Обороны В. Ульянов (Ленин)» [45] .

— Товарищи! Мы знаем, почему вновь зашевелились шпионы и диверсанты, агитаторы и подстрекатели мятежей и беспорядков, — заявил Дзержинский, закончив чтение. — Так бывает всегда, когда белогвардейцы предпринимают наступление на внешних фронтах. Сейчас наступил именно такой момент: Колчак наступает по всему Восточному фронту, усилили свой нажим англо-американские интервенты и генерал Миллер на севере, на юге активизировался Деникин, а Родзянко и Юденич, поддержанные английским флотом, белофиннами и белоэстонцами, угрожают Петрограду. На нас лежит ответственность обеспечить безопасность советского тыла. Давайте обсудил, что мы можем и должны конкретно сделать во исполнение предписания Совета Обороны.

45

См.: Ленин

В.И. Полн. собр. соч. т.38, с.244

Феликс Эдмундович всегда добивался, чтобы каждый член коллегии высказался, дал свое предложение; иногда спорил, доказывал, но, если видел, что товарищ настаивает на своем и уверен в успехе, говорил: «Хорошо, делайте по-своему, но вы ответственны за результат». Дзержинский поощрял инициативу. Так было и сегодня.

Когда приняли решение, попросил слово Аванесов.

— Необходимо разъяснять широким массам проделки враждебных нам элементов так, чтобы массы сами убедились бы в необходимости принять суровые меры, которые мы здесь наметили.

— Товарищ Варлаам правильно ставит вопрос. Чтобы заручиться поддержкой масс, предлагаю опубликовать в печати обращение, объясняющее наши действия, — сказал Дзержинский. — Всего два абзаца. — И он прочел: — «Ввиду раскрытия заговора, ставящего целью посредством взрывов, порчи железнодорожных путей и пожаров призвать к вооруженному выступление против Советской власти, Всероссийская чрезвычайная комиссия предупреждает, что всякого рода выступления и призывы будут подавлены без всякой пощады».

Возражений не последовало.

Следующий абзац гласил:

«Во имя спасения от голода Петрограда и Москвы, во имя спасения сотен и тысяч невинных жертв Всероссийская чрезвычайная комиссия принуждена будет принять самые суровые меры наказания против всех, кто будет причастен к белогвардейским выступлениям и попыткам вооруженного восстания».

— По-моему, — забасил Лацис, — последнюю часть, где говорится, против кого будут приняты суровые меры, можно объединить с первым абзацем, а все эти «во имя» и прочая лирика и сантименты вовсе не нужны.

— Вероятно, вы, Мартин Янович, не поняли смысл нашего обращения, — взволновался Дзержинский, — это не «лирика и сантименты», а, если хотите, морально-политическое кредо ВЧК. Народ должен знать, что террор и жестокость — не наш метод, знать, во имя чего мы принуждены прибегать к суровым мерам. Именно это и есть главное в обращении.

Большинство поддержало Дзержинского. Утром кучки людей, толпившихся у свежих, расклеенных на афишных тумбах и стенах газет, читали обращение ВЧК, подписанное Дзержинским. Одни со злобой и страхом, другие с удовлетворением и надеждой.

Прошло около двух месяцев. Дзержинского вызвал Ленин.

Феликс Эдмундович вошел в кабинет через «будку» — так называли сотрудники Совнаркома комнату за кабинетом Ленина, где размещался коммутатор Кремля и телеграфные аппараты, по которым Владимир Ильич мог в любую минуту связаться с командующими фронтами или губернскими властями. Правом прохода через «будку», минуя приемную Совнаркома и обязательный доклад секретаря, пользовались только Свердлов и Дзержинский. Аппаратная напоминала о том, что нет уже дорогого друга и товарища Якова Михайловича. Он умер 16 марта от крупозного воспаления легких.