Джек Ричер, или 61 час
Шрифт:
— А что ты вообще делаешь в Южной Дакоте? — спросил голос.
— Я ехал в автобусе, который попал в аварию. Пришлось здесь задержаться.
— Жизнь — это игра.
— Но колода подтасована. Ни один автобус, попавший в аварию, не сделал этого там, где тепло.
— Ты хорошо себя ведешь?
— А почему я должен вести себя плохо?
— На досье остаются пометки, если другие агентства делают запрос. Ну, ФБР, или местная полиция, или еще кто-нибудь. Так вот, в твоем досье полно таких следов. Кто-то постоянно тобой интересовался за последние двенадцать лет.
— А
— Копию твоего досье отправили Томасу Холланду из полицейского департамента Болтона.
— Это шеф полиции. Обычный запрос. Он хотел знать, какова моя квалификация, потому что ему требовалась моя помощь. Тогда он думал, что каменное здание принадлежит армии. Потом было что-то еще?
— Нет.
— Потому что я хорошо себя вел.
Долгая пауза.
Пора заканчивать.
— Как тебя зовут? — спросил он.
— А это имеет значение?
— Я могу узнать. Армия сейчас так устроена, что тебя наверняка можно найти на каком-нибудь сайте.
— Ты шутишь? 110-е подразделение? Никаких шансов. Мы не существуем.
— И как тебя зовут?
— Сьюзен.
— Хорошее имя.
— Согласна.
Еще одна долгая пауза.
Пора заканчивать.
— Твой приятель из ВВС работает в Лэкленде?
— Да. Он запрашивал архивы в Колорадо.
— Попроси его попытаться еще разок. Должны были остаться накладные на груз.
— Я его попрошу.
— Позвонишь мне сюда?
— А как же? — ответила она.
Ричер вернулся на кухню и выпил еще одну чашку кофе. В доме было тихо. Снаружи не доносилось никаких важных звуков. Как и изнутри, если не считать подсознательной энергии, исходящей от напряженных людей. Такую тишину Ричер наблюдал сотни раз. Он взял чашку и перешел в гостиную, где Джанет Солтер продолжала читать. Она оторвалась от книги и сказала:
— Вы пьете кофе.
— Надеюсь, вы не против, — ответил Ричер.
— Конечно. Кофе помогает вам бодрствовать?
Он кивнул:
— Пока я не захочу спать.
— Как она?
— Кто?
— Женщина из Вирджинии.
— У нее все хорошо.
Ричер подошел к окну и выглянул на улицу. Снег, лед, припаркованная неподалеку патрульная машина, замерзшая листва, колышущаяся на ветру. Слабый лунный свет, легкие тучи, далекое оранжевое сияние уличных фонарей на улицах к северу и востоку.
— Все спокойно, — добавил Ричер.
— Как вы думаете, тюрьмы штата и федеральные закрывают камеры на ночь в то же время, что и окружные?
— Думаю, да.
— Тогда мы на некоторое время в безопасности, верно? Заключенных пересчитали, и до утра у них не будет возможности для массовых беспорядков.
— В принципе.
— Но?
— Надейся на лучшее, но готовься к худшему.
— Таков ваш девиз?
— Один из многих.
— А каковы остальные?
— Никогда не прощай, никогда не забывай. Делай один раз и делай правильно. Что посеешь, то и пожнешь. После первого выстрела все планы отправляются к дьяволу. Служить и защищать. Увольнительных не бывает.
— Вы столь же жестко относитесь к себе, как к другим.
— Жестко, но честно.
— Я больше не могу выдерживать такое напряжение.
— Надеюсь, вам и не придется.
— Впервые в жизни мне страшно. Это нечто непреодолимое.
— Это выбор, — сказал Ричер. — Вот и все.
— Не сомневаюсь, что все боятся смерти.
— У меня есть еще один девиз. Я не боюсь смерти. Это смерть боится меня.
— Вы говорите так, слово пытаетесь убедить себя.
— Так и есть. Все время. Поверьте мне.
— Значит, вы боитесь смерти.
— Нам всем когда-нибудь придется уйти. Наверное, дело в том, каким будет этот уход.
Джанет Солтер задумалась.
— Два года назад я встретила в Йельском университете своего преемника, — сказала она. — На библиотечной конференции. Это был любопытный опыт. Наверное, вы испытали нечто подобное, когда беседовали с той женщиной из Вирджинии.
— Она не является моим преемником. Не в прямом смысле. Между ней и мной эту должность занимали шесть или семь человек. Может быть, даже больше. Так что связь достаточно далекая. Почти археологическая.
— Она лучше, чем вы?
— Вероятно.
— Я испытала нечто похожее. Сначала у меня было депрессивное состояние. А потом я поняла, что мне следовало обрадоваться. Прогресс не останавливается. Мир все еще движется вперед.
— А вы уже давно ушли на покой?
— Немногим больше десяти лет назад.
— Значит, вы вернулись еще до того, как построили тюрьму.
— Да, за несколько лет. Тогда это был другой город. Но настоящие изменения еще впереди. Мы продолжаем находиться в фазе перемен. Вот когда мы привыкнем, город станем совсем другим. Пока мы город с тюрьмой. Но скоро станем тюремным городом.
— Каким был Болтон?
— Тихим, — ответила Джанет Солтер. — Спокойным. Вдвое меньше размером. Никаких закусочных, единственный мотель. Шеф Холланд был молодым человеком с семьей, как теперь Эндрю Петерсон. Не знаю почему, но для меня это символизировало перемены. Все казались веселыми, молодыми и легкомысленными. А не старыми, усталыми и озлобленными, как сейчас.
— Что случилось с женой Холланда?
— Рак. Но он оказался милосердно быстрым. Их дочери Лиз было тогда пятнадцать. Казалось, у них могли возникнуть проблемы. Но она справилась с трудностями. Ее назвали в честь матери, только мать называли Бетти, а дочь — Лиз. Они были очень похожи друг на друга. Шефа это могло бы сломать, но он пережил горе. К этому моменту он уже занимался планированием тюрьмы, что позволило ему отвлечься от горьких мыслей.
— А почему развелся Лоуэлл?
— Я уже вам говорила, что мне неизвестны причины. Но уже одно то, что никто ничего не объясняет, порождает слухи, верно?
— Кто виноват — он или она?
— Думаю, он.
— Петерсон сказал, что сестра Лоуэлла похожа на него.
— Можно и так сказать, но она намного младше. Больше напоминает его племянницу.
— А вы намерены и дальше жить здесь, несмотря на то, что Болтон станет тюремным городом?
— Я? В моем возрасте поздно что-то менять. А какие планы у вас?