Джек Ричер, или Поле смерти
Шрифт:
Ответа не последовало.
Я ткнул пальцем в негра в солнцезащитных очках.
– Кусок жира, дай мне свитер, – сказал я.
Нагнувшись, негр подобрал свитер. Передал его мне. Наклонился и протянул руку. Не желая чересчур приближаться. Взяв свитер, я бросил его на койку Хаббла.
– Дай мне очки, – сказал я.
Нагнувшись, негр подобрал с пола сломанную золотую оправу. Протянул ее мне. Я швырнул ее назад.
– Они сломаны. Дай свои.
Последовала долгая пауза. Негр смотрел на меня. Я, не моргая, смотрел на него. Наконец он снял свои солнцезащитные очки и протянул их мне. Я убрал их в карман.
– А теперь уберите отсюда эту тушу, – распорядился я.
Кучка людей в оранжевой форме с красными банданами схватила верзилу за обмякшие члены и выволокла из камеры. Я забрался на свою верхнюю полку. Меня трясло от прилива адреналина. В желудке все бурлило, я задыхался. Мое кровообращение готово было вот-вот остановиться. Я чувствовал себя ужасно. Но далеко не так ужасно, как чувствовал бы себя, если бы не сделал то, что сделал. Тогда к этому моменту красные банданы уже закончили бы с Хабблом и переключились на меня.
Я не притронулся к завтраку. У меня не было аппетита. Я просто лежал на верхней койке и ждал, когда мне полегчает. Хаббл сидел на нижней койке, раскачиваясь взад-вперед. Он так и не произнес ни звука. Через какое-то время я соскользнул на пол. Вымыл лицо. По коридору проходили люди. Заглядывали к нам и уходили. Известие распространилось мгновенно. Новичок из последней камеры отправил Красного в госпиталь. Надо посмотреть на него. Я стал знаменитостью.
В конце концов Хаббл перестал раскачиваться и посмотрел на меня. Открыл рот и снова закрыл. Открыл опять.
– Я так не могу, – сказал он.
Это были первые слова, что я услышал от него после уверенного разговора по телефону, который слушал в кабинете Финли. Хаббл говорил очень тихо, но его слова не вызывали сомнений. Это была не скулящая жалоба, а простая констатация факта. Он так не может. Я посмотрел на него, обдумывая его слова.
– Так почему вы здесь? – спросил я. – Что вы сделали?
– Я ничего не сделал, – безучастно ответил Хаббл.
– Вы сознались в том, чего не совершали, – сказал я. – Вы сами на это напросились.
– Нет, – сказал он. – Все было именно так, как я сказал. Это сделал я, и я так и сказал следователю.
– Чушь, Хаббл. Вас там даже не было. Вы были на вечеринке. Человек, отвозивший вас домой, служит в полиции, черт побери. Вы в этом не виновны, вы это знаете, и все это знают. Так что не вешайте мне лапшу на уши.
Хаббл уставился в пол. Задумался.
– Я ничего не могу объяснить, – наконец сказал он. – Я ничего не могу сказать. Мне просто необходимо узнать, что будет дальше.
Я снова посмотрел на него.
– Что будет дальше? – переспросил я. – Вы просидите здесь до понедельника, а утром вас отвезут назад в Маргрейв. А потом, полагаю, просто освободят.
– Правда? – спросил он, словно полемизируя сам с собой.
– Вас там даже не было, – повторил я. – Полиции это известно. Возможно, она захочет узнать, почему вы сознались в том, чего не совершали? И почему у того парня был номер вашего телефона?
– А если я ничего не могу ответить? – сказал Хаббл.
– Не можете или не хотите? – спросил я.
– Не могу, – уточнил он. – Я ничего и никому не могу объяснять.
Хаббл отвернулся, и его передернуло. Он был очень напуган.
– Но я не могу здесь оставаться, – сказал он. – Я этого не вынесу.
Хаббл был финансист. Такие люди разбрасывают свои телефоны, как конфетти. Рассказывают каждому встречному о секретных фондах и налоговом рае. Говорят все, что угодно, лишь бы получить в свое распоряжение заработанные тяжелым трудом чужие доллары. Но этот номер был на обрывке компьютерной распечатки, а не на визитной карточке. И обрывок был спрятан в ботинке, а не засунут в бумажник. Фоном ко всему этому, словно ритм-секция, звучал страх, буквально струившийся из Хаббла.
– Почему вы никому не можете рассказать? – спросил я.
– Потому что не могу, – ответил он. И на этом остановился.
Внезапно я почувствовал себя страшно усталым. Двадцать четыре часа назад я спрыгнул с автобуса на развилке и пошел пешком по шоссе, бодро шагая под теплым утренним дождем. Держась подальше от людей, держась подальше от неприятностей. Без вещей, без проблем. Свобода. Я не хотел, чтобы ее отнимали у меня Хаббл, Финли или какой-то высокий тип, которому прострелили бритую голову. Я не желал иметь с этим никаких дел. Я хотел тишины и спокойствия, возможности искать следы Слепого Блейка. Я хотел найти какого-нибудь восьмидесятилетнего старика, когда-то выпивавшего вместе с ним. Мне нужно было разговаривать с тем старым негром, что подметал утром тюрьму, а не с Хабблом. Молодым преуспевающим ослом.
Он напряженно думал. Теперь я понял, что имел в виду Финли. Мне никогда не приходилось наблюдать так явственно мыслительный процесс. Хаббл беззвучно шевелил губами и загибал пальцы. Словно перебирал плюсы и минусы. Взвешивал за и против. Я молча следил за ним. И увидел, что он принял решение. Повернувшись, Хаббл посмотрел на меня.
– Мне нужен совет, – сказал он. – У меня возникла кое-какая проблема.
Я громко рассмеялся.
– Вы меня удивили. А я ни за что бы об этом не догадался. Я думал, вы здесь потому, что вам надоело по выходным играть в гольф.
– Мне нужна помощь, – произнес он настойчиво.
– Вы уже получили всю помощь, на которую только могли рассчитывать, – сказал я. – Если бы не я, вы бы сейчас стояли согнутый пополам перед своей кроватью, а сзади выстроилась бы очередь из этих сексуально возбужденных верзил. А вы до сих пор не слишком-то переусердствовали в выражении своей признательности.
Хаббл задумчиво посмотрел на меня. Кивнул.
– Извините, – сказал он. – Я вам очень признателен. Поверьте, очень признателен. Вы спасли мне жизнь. Вы за меня заступились. Вот почему вы должны мне сказать, что делать дальше. Мне угрожают.