Джек Ричер, или Враг
Шрифт:
Она посмотрела на меня и сказала:
– Теперь вы знаете.
– Что именно?
– Как чувствовали себя первые черные солдаты. И первые женщины, ставшие солдатами.
Саммер провела меня к старому авиационному ангару, в котором находился арсенал «Дельты». Она не шутила, когда говорила, что они способны вооружить африканскую диктатуру. Под потолком ангара горели яркие светильники, здесь имелся небольшой арсенал специальных средств передвижения и множество самого разнообразного ручного оружия. Похоже, Дэвид Брубейкер сумел многого добиться
– Сюда, – сказала Саммер.
Она подвела меня к проволочному загону площадью примерно в пятнадцать квадратных футов. Сооружение имело три стены и крышу и напоминало собачий вольер. Проволочная дверь была распахнута, на цепи болтался висячий замок. За дверью виднелась стойка, за которой стоял мужчина в полевой форме. Он не отдал нам честь. Не встал по стойке «смирно». Но и не стал отворачиваться от нас. Просто стоял и вполне нейтрально на меня смотрел. Очевидно, таким был этикет «Дельты».
– Чем могу помочь? – спросил он, словно был продавцом в магазине, а я зашел что-нибудь купить.
За его спиной виднелись полки с ручным оружием самого разного вида. Я насчитал пять моделей автоматов. Тут были М-16, А-1 и А-2. И пистолеты. Некоторые совсем новенькие, другие не раз побывали в деле. Они были сложены аккуратно, но без особых церемоний – инструменты профессионалов, не больше и не меньше.
На стойке лежал толстый журнал.
– Вы записываете оружие при выдаче и приеме? – спросил я.
– Как служащий на парковке, – ответил он. – Нам запрещено носить личное оружие на территории базы.
Он смотрел на Саммер. Вероятно, он уже беседовал с ней, когда она разыскивала новый П-7 Карбона.
– Каким пистолетом пользуется сержант Трифонов? – спросил я.
– Трифонов? Он предпочитает «Штейр GB».
– Покажите мне.
Он отошел к полкам с пистолетами и вернулся с черным «штейром», держа пистолет за дуло. Пистолет был смазан и вообще казался ухоженным. Я достал мешок для улик, и он молча опустил в него оружие. Я застегнул молнию и посмотрел на пистолет сквозь пластик.
– Девять миллиметров, – сказала Саммер.
Я кивнул. Это был хороший пистолет, но несчастливый. «Штейр» выпустили в надежде, что он будет принят на вооружение австрийской армией, но там предпочли «глок». В результате «штейр» стал сиротой, как Золушка. Как и Золушка, он обладал рядом замечательных качеств. Обойма содержала восемнадцать патронов – довольно много, но он весил менее двух с половиной фунтов без обоймы (превосходный результат). Разобрать и собрать пистолет можно за двенадцать секунд – довольно быстро. Но главным его достоинством являлась слабая отдача. Все автоматическое оружие использует высвобождающиеся после выстрела газы для перезарядки затвора и подачи следующего патрона. Но в реальном мире часть патронов оказываются слишком старыми или некачественными. После подрыва выделяется разное количество газов. Если газов будет недостаточно, то пистолет не сможет обеспечить автоматическую стрельбу. Ну а если газов окажется слишком много, пистолет может и вовсе взорваться у вас в руках. Однако «штейр» сконструировали так, что он справлялся с патронами самого низкого качества. Если бы я служил в частях специального назначения, вынужденных пользоваться патронами, полученными из сомнительных источников, я бы выбрал «штейр». И в таком случае мог бы быть уверен в том, что мой пистолет будет стрелять десять раз из десяти.
Сквозь пластик я нажал на рычаг, высвобождающий обойму, и вытряхнул ее из пакета. Это была обойма на восемнадцать патронов, в ней осталось шестнадцать. Я надавил на затвор – в стволе оказался еще один патрон. Видимо, Трифонов расхаживал с пистолетом, заряженным девятнадцатью патронами. Восемнадцать в магазине и один в стволе. Значит, он стрелял дважды.
– У вас есть телефон? – спросил я.
Парень из арсенала кивнул в сторону будки, стоящей в углу ангара, в двадцати футах от поста. Я зашел туда и позвонил своему сержанту. Мне ответил парень из Луизианы. Капрал. Женщина из ночной смены все еще оставалась у себя дома, в трейлере, укладывала своего ребенка спать, принимала душ и готовилась выйти на работу.
– Соедини меня с Санчесом в Джексоне, – велел я.
Я стоял с трубкой возле уха и ждал. Одну минуту. Две.
– Что? – сказал Санчес.
– Удалось найти гильзы? – спросил я.
– Нет, – ответил он. – Преступник навел порядок на месте преступления.
– Жаль. А не то мы могли бы идентифицировать пули.
– Ты нашел парня?
– Сейчас у меня в руках его пистолет. «Штейр» с полной обоймой, в которой не хватает двух патронов.
– Кто он такой?
– Я расскажу тебе позже. Пусть гражданские немного попотеют.
– Один из наших?
– Грустно, но это так.
Санчес ничего не ответил.
– Они нашли пули? – спросил я.
– Нет, – ответил Санчес.
– Но почему? Ведь дело было в переулке, верно? Как далеко они могли улететь? Наверняка застряли где-нибудь в кирпичах.
– Тогда от них не будет никакого толку. Полностью смятые пули невозможно идентифицировать.
– Они были в оболочке, – сказал я. – Мы могли бы их взвесить.
– Пули не нашли.
– А их искали?
– Я не знаю.
– Удалось обнаружить каких-нибудь свидетелей?
– Нет.
– Машину Брубейкера нашли?
– Нет.
– Она должна быть где-то там, Санчес. Он приехал на машине в полночь или в час. И его машину легко отличить. Неужели они и машину не стали искать?
– Они что-то скрывают. Я это чувствую.
– Уиллард уже добрался до тебя?
– Жду его с минуты на минуту.
– Передай ему, что дело Брубейкера завершено, – сказал я. – И скажи, что до тебя дошел слух, будто первая смерть не была результатом несчастного случая. Это окончательно испортит ему настроение.
Я повесил трубку и вернулся к клетке. Саммер вошла внутрь и стояла плечом к плечу рядом с парнем из арсенала. Они вместе изучали журнал.
– Взгляните сюда, – сказала она.
Указательными пальцами обеих рук она ткнула в две отдельные записи. Трифонов расписался за свой личный «штейр» 4 января, в семь тридцать вечера. А сдал его 5 января, в четверть шестого утра. У него оказалась крупная неуклюжая подпись. Он был болгарином. Я подумал, что он привык к кириллице и не слишком умело пользуется латинским алфавитом.