Джек в Австралии. Рассказы
Шрифт:
Хозяйка сидела за стойкой, негодующе шурша газетой. В который раз она демонстративно посмотрела на часы. Без пяти десять, наконец-то!
— Господа, время! — объявила она сдавленным от бешенства голосом. — По домам, голубчики. Прошу — время. Желаю всем спокойной ночи!
Мужчины потянулись к выходу, коротко прощаясь с нею. До десяти часов оставалась одна минута. Хозяйка встала.
— Всех прошу, — сказала она. — Я запираю.
Последний из шахтеров скрылся за порогом. Женщина, большая, грозная, стояла, придерживая дверь. А незнакомец,
— У нас закрыто, сударь, — раздался задушенный, зловещий голос хозяйки.
Сметливый, маленький, схожий с терьером сержант тронул незнакомца за руку.
— Закрывается заведение, — сказал он.
Незнакомец, не вставая с места, обернулся и перевел с сержанта на хозяйку живые, темные, блестящие, как полированные камни глаза.
— Я сегодня остаюсь здесь, — коротко сказал он на своем корнуоллско-американском наречии.
Хозяйка стала как будто выше ростом. И странно, жутковато завела глаза.
— Вот как? — воскликнула она. — Да ну? Это кто ж так распорядился, позвольте спросить?
Он снова поднял на нее глаза:
— Я распорядился.
Машинальным движением она закрыла дверь и, как большая грозная птица, надвинулась на него. Ее голос окреп, он звучал хрипловато:
— Что значит «я», скажите на милость? Кто вы такой, чтобы распоряжаться в моем доме?
Он следил за нею, не шевелясь.
— Ты знаешь, кто я такой, — проговорил он. — Во всяком случае, я знаю, кто ты такая.
— Ах, да? Серьезно? И кто же я такая, объясните, если не затруднит?
— Хозяйка моя, вот кто. Законная жена. И ты это знаешь не хуже меня.
Женщина содрогнулась, будто в ней что-то взорвалось. Глаза ее бешено вспыхнули, она завела их снова.
— Знаю? — крикнула она. — Еще чего! Ничего я такого не знаю. Ничего! Вообразил, будто можно зайти в трактир и так это, между прочим, заявить, будто я ему жена, — а я и поверила! Нет, уважаемый — уж не ведаю, как вас величать, — вы обознались. Никакая я вам не хозяйка, так что будьте любезны, ступайте отсюда сию минуту подобру-поздорову, покуда я не кликнула людей, чтобы вас выставили.
Незнакомец поднялся, слегка вытянув шею в ее сторону. Он был хорошо сложен, этот корнуоллец в расцвете сил.
— Ты что это, а? Или не узнала меня? — проговорил он певучим голосом, невыразительным и глуховатым, но настойчивым: — всякий уловил бы в нем сходство с голосом хозяйкиной дочери. — Я бы тебя, например, узнал где хочешь. Верь слову! С единого взгляда узнал бы. Уж ты мне поверь.
Женщина смешалась.
— Мало ли что, — ответила она отрывисто. — Мало ли кто что скажет. Это проще простого. Мое имя на десять миль кругом почитай что всякий знает и уважает. А вот кто такой вы — неизвестно.
Она подбавила в голос яду:
— Прямо говорю — знать вас не знаю. Чужой и чужой — я вас, думается, и в глаза-то никогда раньше не видала.
Ее богатый оттенками голос звучал ядовитой насмешкой.
— Нет, видала, — все с той же основательностью возразил мужчина. — Очень даже видала. Имя ты носишь мое, и Марианна у тебя — от меня, она моя дочка. А сама ты — моя хозяйка, и это сущая правда. Не будь я Уилли Нанкервис.
Он произнес это как очевидную истину. На его красивом лице сквозь неусыпную настороженность проступало железное упорство, и это упорство бесило хозяйку больше всего.
— Ах ты, злодей! — крикнула она. — Как у тебя совести хватило, злыдень, явиться в этот дом и разговоры со мной разговаривать? Подлец ты после этого, вот ты кто!
Он окинул ее взглядом.
— Согласен, — хладнокровно сказал гость. — Все справедливо. — Он чувствовал себя неловко перед этой женщиной. Но он не боялся ее. Было в нем что-то непроницаемое, подобное его глазам, блестящим, как отшлифованные агаты.
Трактирщица выпрямилась во весь рост и угрожающе подступила к нему.
— Вот и убирайся из этого дома, понятно? — Она топнула ногой в порыве ярости. — Сию же минуту!
Он следил за каждым ее движением. И видел, что ее подмывает ударить его.
— Нет, — проговорил он с мягким нажимом. — Я же сказал, что останусь здесь.
Он робел, зная, на что она способна, но это ничего в нем не меняло. Женщина на мгновение замялась. Ее янтарно-карие небольшие глаза сузились, как у тигрицы, превратясь в две щелки слепой, лютой ярости. Мужчина поежился, но не дрогнул. И тут она спохватилась. Она кликнет войско себе на подмогу.
— Это мы еще посмотрим, останетесь вы или нет. — Жутковато, странно заведя глаза, она повернулась и бурно удалилась из комнаты. Мужчина прислушался: вот она поднялась по лестнице, вот постучала в дверь одной из спален.
— Солдатики, вы не сошли бы на минутку вниз? — раздался ее голос. — Вы мне нужны. У меня тут затруднение.
Гость снял кепку, снял черное пальто и бросил и то и другое на скамейку, стоящую позади него. Черные волосы его были коротко острижены и тронуты на висках сединой. Темно-серый, отлично сшитый костюм американского покроя и рубашка с отложным воротником сидели на нем превосходно. Сразу скажешь: преуспевающий, статный, видный мужчина. Некоторая окостенелость в развороте его плеч происходила оттого, что, работая на рудниках, он дважды ломал себе ключицу.
Маленький, похожий на терьера сержант исподтишка разглядывал его.
— Это, стало быть, супруга ваша? — спросил он, указывая кивком в сторону ушедшей женщины.
— Она самая, — коротко отчеканил мужчина. — Законная жена.
— Давно не виделись с нею, похоже?
— Шестнадцать годов будет, в марте месяце.
— Хм-м!
С этим лаконичным заключением сержант снова задымил трубкой.
Хозяйка между тем возвратилась, ведя за собой трех молодых солдат — они вышли, слегка сконфуженные, в одних носках, брюках и нижних рубашках. Женщина в театральной позе остановилась у конца стойки и воскликнула: