Дженни
Шрифт:
– Меня? – не понял он.
– Вас и эту… иностранку. – И обе высоко задрали носы, что было удивительно, ибо ни Пуцци, ни Муцци не могли похвастаться английским происхождением. – Мы сразу сообщили все Дженни.
– Ну, зачем это вы! – вскричал он. – А что она сказала?
– Она не поверила, – признались сестры.
– А эта ваша…– оживилась Пупци. – Тут ее знают как облупленную. Нет, только мужчина может быть таким дураком. Наутро Дженни ушла: значит, поняла, что мы правы.
– Вероятно, вы ее ищете? – спросила ехидно
– Да, – сказал Питер, не заботясь о том, что эти праведные сплетницы видят его горе.
– Что ж, – пропели они дуэтом, – вы ее не найдете. – И отвернулись, высоко задрав хвосты, подрагивающие от гнева.
А он уселся под окном у Бетси и просидел там всю ночь. В окнах загорались и гасли огни, однажды он увидел каштановую головку в желтом сиянии света, но волосы не сливались с кошачьим мехом – Дженни на плече не было. Потом все огни потемнели. Когда гореть остался лишь уличный фонарь, Питер стал нежно звать подругу, но не услышал в ответ ни звука и не принял ни одной волны. Наконец кто-то крикнул «Брысь!» и хлопнул рамой.
Больше взывать он не смел, тем более что вспомнил запреты всесильного мистера Блейка. Но с места не ушел на тот случай, если Дженни молчит, к утру смилостивится.
Пришел молочник, небо на востоке посерело, потом стало перламутровым, и наконец утро началось. Но жители здешних домов просыпались позже, чем солнце.
Когда вышли Бетси и ее мама, Питер кинулся к ним, взывая:
– Бетси, Бетси! Где же она? Я ее обидел, я ее ищу…
Но Бетси ничего ие поняла, она просто увидела, что крупный белый кот, истошно мяукая, несется к ней. Он ей что-то напомнил, она приостановилась, но не узнала его и пошла дальше. А Питер услышал, как она говорит матери:
– Мама, ты думаешь, она вернется?
– Бетси, – сказала мать, – уверена ли ты, что это она?
– Что ты!.. – воскликнула Бетси. – Другой такой кошки нет на свете!..
Сердце у Питера мучительно сжалось. Да, другой такой кошки нет, а он ее потерял.
Больше здесь делать было нечего. Он понял, что Дженни покинула эти места, и отправился через город, к докам. Думал он только о Дженни и не замечал, каким бывалым уличным котом стал за это время. Теперь его не пугали ни шум, ни люди: опасностей он избегал инстинктивно, мог исчезнуть и безошибочно угадывал, где спрятаться. А мысли его были заняты другим – он принимал за Дженни каждую кошку.
То он решал, что пропустил, не узнал ее, то ему казалось, что надо завернуть за угол и застать ее врасплох. Он совсем измучился, он ведь не ел, не пил, не умывался, и мех его утратил свой лоск и даже белизну.
День сменялся ночью, ночь сменялась днем; он плохо это замечал, спал мало, где придется и видел лишь улыбку Дженни, ее заботливый взгляд, ее ловкие движения. Все умиляло его, даже ее смешная гордость, когда она говорила о своих предках.
Добравшись до лондонских доков, он побежал туда, где могла стоять «Графиня Гринок».
– Эй, котяга! Где ж ты был? Где твоя девица? Ее тут не было… Шли бы оба к нам, у нас мышки-крыски развелись…
Питер глядел на него, онемев от горя. Негр его понял. Он встал, покачал головой и сказал:
– Не гляди на меня, кот! Сказано тебе, я ее не видел. Может, придет еще… А ты поработай пока, чего там! Ну, как? Исхудал ты…
Но Питер кинулся прочь, ничего не видя от слез. Он не знал, куда бежит, и не думал об этом. Он бежал, бежал, бежал и нигде не останавливался. Вдруг у какой-то дырки он остановился. Он почему-то понял, что туда непременно надо нырнуть.
В темноте ему стали мерещиться оконце под потолком, складки желтого шелка, овальный медальон. Питер полз по трубе, и видел маленькую корону под буквой "N". Чтобы удержать эти видения, ему хотелось остановиться, но что-то гнало его вперед. У входа в комнату он снова остановился и одним прыжком прыгнул на кровать.
– Дженни! – кричал он. – Дженни, Дженни!.. Неужели я нашел тебя?..
– Здравствуй, – сказала Дженни. – Я тебе рада. Я долго тебя ждала.
Она поднялась, тронула носиком его нос и тогда уж закричала:
– Господи, какой ты тощий! Поешь скорей!.. Сейчас…
Спрыгнув на пол, она подтащила к кровати хорошую мышь. Глаза ее светились гордостью, когда Питер, осторожно сойдя на пол, не спеша съел половину и остановился.
– Нет, – сказала она. – Ешь, я сыта.
Когда он начал умываться, она сказала:
– Ты устал. Дай-ка лучше я!..
Питер лег на бок, закрыл глаза, и шершавый язычок стал заботливо смывать с него усталость, грязь и вину.
Глава 24. ДЖЕННИ, ВЫЙДИ КО МНЕ!
И так – ну, почти так – словно ничего не случилось, Питер и Дженни стали жить на мебельном складе.
Не упоминая о том, почему оба убежала, Дженни рассказала, что сразу направилась сюда и с удивлением увидела всю мебель на прежнем месте. Вероятно, ее забирали на выставку. У Питера хватило чутья и мудрости промолчать: пусть не знает, что он забыл об этом складе, и неизвестно почему нырнул в отверстие трубы.
Зато он передал ей слова Бетси и изобразил черного кота, а Дженни ахала и смеялась.
И все же что-то ее заботило. Иногда ни с того ни с сего она два-три раза лизала его, а потом смотрела с любовью и печалью. Что-то тревожило ее, но Питер никак не мог угадать, что это такое. Ведь не всегда решишься спросить другого, о чем тот думает.
Однажды Дженни куда-то отлучилась и пришла совсем расстроенная. Ласково поздоровавшись с ним, она забилась в угол кровати, поджала передние лапки и уставилась в стену. Питер знал, что именно так сидят и смотрят кошки, когда им не по себе.