Джентльмены

Эстергрен Клас

Снова пошел дождь — настоящий осенний ливень. Он поливал Фазаненштрассе, унося мусор бурными ручьями по канавам к стоку.

У Генри резко испортилось настроение, и он стал браниться пуще прежнего. Назревала драка, и Генри не заметил, как в бар вошла очень красивая женщина лет двадцати пяти, будто бы укрываясь от дождя. Полагаю, так оно все и было.

— Да у тебя пуп на спине, придурок! — кричал Генри на корявом немецком, и этого противник стерпеть не мог.

Человек по имени Франц вылил на голову Генри целый бокал пива и сбежал, полностью сознавая свою вину — ведь затеял ссору именно он. Несколько капель попало на ту самую молодую женщину, которая только

что вошла в бар. Генри был пьян и зол, в эту минуту он ненавидел Берлин больше, чем когда-либо, однако нашел в себе силы попросить у дамы прощения.

— It doesn’t matter, [30] — ответила дама.

— Вы говорите по-английски?!

— Я англичанка.

Это полностью меняло дело. Так Генри познакомился с Вереной, ибо даму звали Верена Масгрейв. Он решил, что это случайность.

Генри вновь забрался на барный стул и угостил даму «Рот-Хендл». Спичка, которой он чиркнул о коробок, загорелась с протяжным шипением.

— Много же в этом городе идиотов, — сказал Генри. — Кегля для боулинга…

30

Не стоит беспокоиться (англ.).

— Кегля? — переспросила Верена Масгрейв.

Генри пересказал историю об амстердамском головорезе, кегле для боулинга и простреленной руке Франца.

— Не совсем понимаю, — отозвалась Верена.

— И не надо, — разрешил Генри. — Я и сам ничего не понимаю. Он просто врун.

— Сегодня холодно, — произнесла Верена.

— Выпей шнапса, помогает. Или возьми мое пальто, если хочешь.

— Нет, спасибо, — отказалась Верена. — Лучше шнапс.

Дождь припустил с новой силой, и в бар забежала овчарка — отдохнуть и обсохнуть в углу. Бедняга была беспризорной, как и многие другие обитатели этого города.

— Что же ты делаешь в Берлине? — спросил Генри, чьи усталые глаза наконец разглядели юную даму.

— Я исследователь, — ответила Верена. — Работаю в Государственном архиве Гестапо в Далеме.

— А чем там занимаются?

— Разыскивают людей. Пропавших без вести, которых нельзя объявить умершими.

— Ясно, — сказал Генри. — Не очень-то весело.

— Да уж.

— Зачем же ты это делаешь?

— Я исследователь, — повторила Верена, закашлявшись от крепкой сигареты.

Генри- агентпопытался собраться с мыслями, сосредоточиться и подумать. Он, разумеется, вспомнил Вернера Хансона, гениального шахматиста.

— В Швеции, в Стокгольме у меня был сосед. Он немного чудной и обожает пропавших без вести. В детстве он гениально играл в шахматы и основал общество юных изобретателей.

Верена как-то странно засмеялась.

— Вот ты смеешься! — сказал Генри. — А это правда. Он был очень странный и интересовался таинственными исчезновениями — например, мальчик вышел за дровами морозным январским вечером. До сарая было двадцать пять шагов, но именно этим вечером…

— Он исчез, — Верена снова закашлялась.

— Навсегда, — подхватил Генри и закурил еще одну «Рот-Хендл». — У моего друга Вернера целая картотека пропавших без вести, полицейские позавидуют. Тебе бы он очень понравился.

Они заказали по пиву; Генри, он же Билл Ярд, вовсю плел словеса и не заметил, как стал терять контроль над собой. Верена, как он с трудом вспоминал позже, рассказала, что живет в пансионе престарелой дамы, в доме, жильцы которого пропали без вести — большей частью во время

войны, — но не были официально объявлены мертвыми. Пансион находился на Бляйбтройштрассе, неподалеку от Савиньиплатц.

Агенту понравилась Верена: отчего-то казалось, что беседа с Генри важна для нее. Генри был пьян, но не настолько, чтобы не соблюдать приличий. Ему хотелось очаровать Верену, пока они сидели у стойки бара. Извинившись, он отправился в туалет, чтобы промыть волосы, склеившиеся от пива. Щеки горели, но Генри все-таки мерз.

Когда Генри вернулся, Верены уже не было в баре. Расплатившись за Генри, она ушла. Генри был расстроен и разочарован. Выходя из прокуренного, сального бара на Фазаненштрассе, он думал о том, как много людей внезапно исчезает из его жизни.

Вот уже больше двух недель прошло с тех пор, как Генри прибыл в Берлин, но никаких сигналов, призывающих его внести вклад в великое дело Свободы, не поступало. Он поселился в указанном отеле, все шло как по маслу, Генри, как ему казалось, не пробудил ни в ком ни малейших подозрений. Генри- агентжил туристом, прогуливаясь по улицам, и успел исходить весь город вдоль и поперек. Он знал Крёйцберг, Шёненберг, Темпельхоф, Штеглиц, Веддинг и Шарлоттенбург by heart, [31] как говорят англичане. Он видел и Стену, Die Mauer. Он видел мокрую, неуклюжую, тяжеловесную Стену, которая тянулась через весь город неизбывной архитектурной тоской. Безмолвный кирпич пересекал дома, улицы и площади, слезы тоталитарного молчания капали по обе стороны.

31

Наизусть (англ.).

Но сигналов не было. Генри стал подозревать сбой, неполадку, ведь он был лишь винтиком в большом механизме. Жертвенной «благотворительностью», которая заключалась в тайной транспортировке людей через границу, занималась не только группировка Гирмана.

Со временем Берлин стал казаться ему довольно скучным городом. Генри успел послушать много хорошего джаза, прилежно посещая клубы: официальной целью его визита было изучение музыкальной культуры. Но когда тебе по-настоящему скучно, даже музыка умолкает.

Покинув бар, изрядно захмелевший после перебранки с Францем и изрядно разочарованный после исчезновения Верены, Генри, шатаясь под дождем, отправился спать в отель.

— Гот ифнинг, мистерр Ярд, — произнес портье. — Терз а леттер фор ю. [32]

Портье протянул письмо обрадованному Генри, который даже протрезвел по дороге к своему номеру. Войдя внутрь, он уселся прямо в мокром пальто на кровать и вскрыл конверт.

«You play part very good, Bill Yard. Trust in You. Hear from us in two days. Money in advance. Franz». [33]

32

Добрый вечер, мистер Ярд. Вам письмо (искаж. англ.).

33

«Вы прекрасно ведете игру, Билл Ярд. Мы верим в вас. Вы услышите о нас через два дня. Деньги — это аванс. Франц» (англ.).