Джесси
Шрифт:
Почти прокричав последние слова, Гена с яростью швырнул Библию. Она, прошелестев страницами, пролетела через всю комнату, ударилась о противоположную стену и упала на диван. Ему стало страшно оттого, что он сделал, но затем пришла апатия и пустота. А чего, собственно, бояться? Ведь самое страшное, что могло произойти с ним, уже случилось…
Вновь две недели на больничной койке, опять бесконечные уколы, капельницы, анализы… А каждый вечер, в часы приема посетителей, его вызывала дежурная медсестра. Он быстро спускался вниз, на первый этаж, где был небольшой, с мягкими диванами, зал для посетителей и видел её, элегантную и красивую; ту, которой были посвящены все его мысли и сердце. Они шли в больничный сад, устраивались на самой дальней скамейке и были вместе всё оставшееся до вечерних процедур время. Почти каждый день Гену навещали Михаил Иванович и Людмила Александровна, Вока; приходили и другие, но, справившись о здоровье и отдав традиционные гостинцы, спешили распрощаться, понимая, что Гене с Марьяной хочется побыть наедине.
Перед самой выпиской Алексей Павлович пригласил его в свой кабинет.
– Садись, – по обыкновению пригласил он, указав рукой на стул перед своим столом, лишь только Гена вошел. – Ну, что, Геннадий, как самочувствие, как настроение? – спросил он, когда Гена сел.
– Да, в общем-то, хорошо…
– Ну, молодец, молодец… – одобрительно произнес Алексей Павлович, по привычке перекладывая очки на столе. Общий вопрос в начале разговора, поддержка, похвала, ещё какая-то стимуляция – это был его стиль общения, который позволял пациенту увидеть в нём не только врача, но и просто человека, которому небезразлична судьба больного. И это не был выработанный годами практики психологический трюк, это было естественно, это исходило из его сердца, это было его сущностью, и люди чувствовали это. – А теперь давай ближе к сути нашего разговора, – приступил Алексей Павлович к делу. – Предположительный диагноз, хронический лимфоцитарный лейкоз, подтвердился.
Гена хоть и не ждал чуда, что его диагноз вдруг может не подтвердится, но где-то в уголке его души всё же, робко ютилась эта надежда. Ведь он слышал, что иногда диагноз не подтверждался на втором и даже третьем диагностировании.
– Но это вовсе не повод, чтобы отчаиваться! – продолжил Алексей Павлович, заметив, как поник взгляд его пациента. – В данный момент ещё нельзя поставить долгосрочный диагноз… Но, судя лишь по незначительному превышению нормы белых кровяных телец и отсутствию видимых признаков, заболевание протекает в низкой группе риска. При таком течении лечение обычно не назначается, а рекомендуется лишь тщательное наблюдение. И, конечно же, хотя бы раз в полугодие тебе необходимо проходить курс общеукрепляющей терапии. Будем надеяться на лучшее! – он немного помолчал и продолжил: – В практике нередки случаи, когда на подобной стадии больные этой формой лейкоза выздоравливали полностью.
Слова Алексея Павловича вдохновили Гену и тот воспрял духом – не так-то уж и плохи, оказывается, его дела!
Марьяна как будто ждала звонка и сразу же подняла трубку:
– Алло, слушаю, – прозвучал её голос.
Гена промолчал, ему хотелось, чтобы она говорила и говорила, но Марьяна уже догадалась.
– Гена это ты?.. – спросила она.
– Я.
– А почему не отвечаешь?
– Хотел услышать твой голос.
– Для этого необязательно звонить и молчать, – нарочито строго отчитала она. – Можно просто встретиться…
– В таком случае, на прежнем месте через час.
Гена не нашёл, где бы продавали полевые цветы, поэтому купил белые розы.
– Ой, какие красивые! – восхитилась Марьяна, лишь только он вручил ей букет. – После полевых, мои самые любимые.
– Ты просто не хочешь меня разочаровать.
– Нет, правда, мне очень нравятся розы! Особенно белые, ведь белые розы – это символ любви.
– Теперь буду дарить тебе только белые розы.
– Можешь дарить и красные: красные розы – символ верности.
– Хорошо, я буду дарить тебе букеты из красных и белых роз.
– Хорошее сочетание, означает единство.
– Ты неплохо во всем этом разбираешься.
– Девушкам это свойственно.
Они устроились на лавочке в их любимом скверике.
– Гена, почему ты мне не рассказываешь, куда хочешь пойти после окончания школы? – неожиданно спросила Марьяна.
– Пойду работать на завод.
– Когда ты это решил?
– Недавно.
– А до этого?
– До этого хотел в радиотехнический.
– Ты передумал из-за болезни?
– Наверное… – ответил Гена.
– А чем работать лучше, чем учиться?
– Я, Марьяна, и сам не могу толком объяснить… Но мне кажется, что так будет лучше.
– А врачи разрешат тебе работать на заводе?
– Да. Я разговаривал с Алексеем Павловичем – он не против. Только посоветовал выбрать профессию, где угроза травмы была бы минимальна.
– И что за профессию ты выбрал?
– Сначала устроюсь учеником токаря, потом сдам на разряд.
– Мой папа работает токарем, – сказала Марьяна, – и я знаю, что это небезопасно. Иногда у него что-нибудь, да случается. Вот недавно: не надел защитные очки, и металлическая стружка попала в глаз… Хорошо, не в зрачок!
– Мне просто нравится эта работа.
– Извини, я вовсе не думаю тебя отговаривать! Работать – это очень хорошо. Рабочий класс у нас в почете, – шутливо сняла возникшее в разговоре напряжение Марьяна.
– А ты, что будешь делать после школы? – спросил в свою очередь Гена.
– Пойду в медицинский.
– Считаешь, это твое призвание?
– Даже больше – необходимость.
Гена внимательно посмотрел на неё. Марьяна рассмеялась.
– Когда окончу институт, буду твоим личным врачом. Если ты, конечно, к тому времени уже не выздоровеешь.
– Ах, ты мой добрый, милый врач! – и обняв, Гена нежно прижал Марьяну к себе.
Гена хоть и пропустил много занятий, тем не менее, успешно сдал выпускные экзамены и сразу же устроился работать на завод, где работал и Иван Михайлович – в экспериментальный цех, учеником токаря. А через два месяца сдал на второй разряд и получил в свое распоряжение токарный станок, хоть и не новый, но ещё в вполне приличном состоянии. Его выбор идти работать был, скорее, вызван желанием доказать, – и в первую очередь самому себе, что он не хуже других и, несмотря на недуг, вполне самостоятелен и может зарабатывать деньги; хотя Михаил Иванович и Людмила Александровна убеждали его поступить учиться в радиотехнический институт. Родители же выбор одобрили, по крайней мере, против не были; лишь мать писала, чтобы он берег себя.
На свою первую зарплату Гена пригласил Марьяну в ресторан. Она хотела отказаться: все-таки хоть и перешла в десятый класс, но всё же еще школьница. Но не выдержала его умоляющего взгляда и согласилась. День выбрали будничный, и ресторан был не так полон, как это бывает по вечерам в выходные. В подобном заведении оба были впервые, поэтому чувствовали себя немного скованно. Заказали бутылку красного шампанского, а из длинного перечня меню выбрали знакомые названия блюд. Хлопнув пробкой Гена, открыл бутылку и разлил шампанское по бокалам, оно заискрилось тёплым рубиновым цветом.