Джесси
Шрифт:
Гена слушал, не смея взглянуть на неё. Сколько, оказывается, страданий причинил он этой милой и доброй девушке! Он чувствовал, что виноват перед ней. Хотя, если бы захотел, то смог бы найти себе оправдание. Да только, что из этого?.. Ведь сердце не обманешь, а оно осуждало его.
– Прости, Вика…
– Ты ни в чём не виноват! И никогда не давал мне повода думать так, как думала я. И возможно то, что происходит сейчас, это к лучшему. Но даже если объяснение в этом, мне всё равно не легче.
– Жизнь мудрее, чем мы. Нужно лишь научиться воспринимать всё, что происходит, как провидение свыше.
– Звучит красиво.
– Это всего лишь мои наблюдения.
– Так можно оправдать любую ситуацию.
– Не любую, только ту, которую оправдывает сердце.
– С тобой было всегда приятно общаться.
– Ты говоришь так, как будто мы расстаемся навсегда! Мы не расстаемся, наши отношения останутся дружескими.
– Но это уже было.
– Теперь мы будем видеться реже, иначе это будет выглядеть странно.
– Ты знаешь, что эти дни я встречалась с Володей?
– Нет, но мы говорили о тебе. И Вика, не вини себя ни в чём! Этот наш с тобой разговор всё равно когда-то должен был состояться. Твое знакомство с Володей лишь ускорило его.
– Хочешь, пойдём куда-нибудь?..
– Нет, Вик… Думаю, тебе сейчас нужно побыть одной. Да и мне тоже! Наши отношения зашли чуть дальше, чем я бы этого хотел.
– Если хочешь, давай оставим всё как есть.
– Это неразумно. Нужно держаться правильного решения, как бы трудно это не было. Я лучше пойду. – Он встал, задвинул стул на место. – До свидания…
– Подожди, я провожу тебя.
Они вместе спустились в вестибюль и вышли на крыльцо. Гена попрощался ещё раз… И когда он скрылся за поворотом дороги, ведущей к общежитию, Вике вспомнился тот день, когда она ждала его в первый раз. Только тогда было все наоборот. Тогда он появился из-за этого поворота…
Воскресенье. Раннее утро. Гена уже проснулся, но еще в постели. После разговора с Викой прошла неделя, а так отчетлив в памяти её голос и взгляд карих глаз. Сколько всего открыл он за эти дни сам в себе! Увидел свою истинную сущность, сокрытию за внешней мишурой, которой может считаться некая воспитанность, вежливость, толика галантности. Увидел себя таким, каким, наверное, его видит только Бог – без прикрас. Как Адама, пытающегося прикрыть свою наготу фиговым листом. Похоже, что и он пытался прятать свою греховную сущность за чем-то подобным, хотя перед Богом всегда оставался наг. О, если бы люди могли видеть, что твориться в душах других!.. Нет, это было бы ужасно! Это все равно, что ходить обнаженным в своих чувствах и мыслях. Только блаженные могут позволить себе это, но к ним снисходят, не так к остальным. Две девушки в его жизни. Марьяна, которую он оттолкнул, но какими усилиями запретить себе любить?! Вика, которая любила его, и он знал об этом, но думал, что можно находиться рядом и не обжечься об её чувство. Но как же он ошибался!..
Он прикрыл веки. Перед глазами поплыли картины из далекого детства. Луг, соседская девчонка, пасущая белую безрогую козу… Излучина речки и весёлый визг купающейся ребятни. Огромный полувысохший дуб у излучины с большим дуплом, в котором устроили гнездо вороны. «Генка! Ге-е-на-а! Давай к нам!!» – словно наяву слышатся со стороны речки голоса Саньки и Коляна. Гена улыбнулся, даже хотел что-то крикнуть им в ответ, но вся эта картина как-то странно расплылась и вновь явилась в виде внимательно рассматривающей его безрогой козы. Потом всё поплыло, словно в зыбком белесом тумане и исчезло – он опять заснул.
«Зачем истязаешь себя? Она ушла из твоей жизни и уже давно принадлежит другому. Не живи прошлым – это удел неудачников, любящих вспоминать времена, когда им было хоть как-то хорошо. Живи настоящим и смело гляди в день грядущий, ибо он созидает себя сам! Только таким благоволит удача, только таких благословляет Бог! И если ты упал духом, но не потерял веру, ты воспрянешь и твои ожидания осуществляться, и невидимое, в которое ты веришь, станет видимым. Так было всегда. Так говорят мудрецы, так учит Книга Жизни», – произнес спокойный, тихий, уже давно узнаваемый им голос, который говорил его сердцу много раз, выручая, когда он, казалось, был на краю самых безрассудных решений, и до падения оставался только шаг.
Гена открыл глаза, осмысливая слова, которые услышал в зыбком предутреннем сне. Да, конечно же, нужно жить настоящим, не отягощаясь прошлым, и верить в будущее! А какое у него настоящее? «Да никакого! – Опять ухнуло пустотой в груди. – Одни полуразбитые чувства и мечты. Но, если нет настоящего, нет и будущего! Прежде нужно разобраться в самом себе: чего я хочу от жизни и хочу ли чего-то вообще? Как оказывается всё просто и сложно одновременно… Но это всего лишь теория. И сколько времени потребовалось, чтобы понять её! А сколько времени ещё пройдет, прежде чем хоть что-то из этого воплотиться в жизнь?.. Да и нужно ли всё это? Не лучше ли продолжать жить грезами, пустыми мечтаниями?.. Ведь нет никакой уверенности, что вновь не будет пустоты и горечи разочарований. Боже! Как мне плохо, хочется всё бросить и уехать на край света, на необитаемый остров… Стоп, это уже было! От себя не убежишь. Моя жизнь беспорядочна, потому что хаос владеет ею… – Боже! – взмолился он. – Дай мне силы найти себя в самом себе, помоги жить в гармонии со всем, что меня окружает, удали хаос из моей жизни!..»
На выходные молодёжь из церкви собралась за город: на лесное озеро с ночевкой. Вока, Гена и Вика с девчатами из её комнаты поехали вместе со всеми. Два часа добирались на автобусе до небольшого поселка, сошли у покосившейся от времени и бесхозности будки автобусной остановки, и потом ещё километра три шли пешком. Наконец узенькая тропинка, петляя между деревьями, вывела их на обширную поляну, полого сходящую к большому озеру.
Безветренный солнечный день. Зеркальная гладь озера. Тёмно-зелеными овалами распластались на воде широкие листья водяных лилий и кувшинок. Над водой словно застыли огромные стрекозы. По краям поляны – легкий ветерок шелестит листьями рябин, ив, черемух и ольхи. За ними – широколиственный лес: дуб, ясень, вяз; в подлеске – лещина, можжевельник, крушина. Сам воздух поляны напитан целительной свежестью трав и листьев, благоухает настоем цветов…
Они прошли ещё немного вдоль берега и, облюбовав место, разбили лагерь. Ребята натаскали сухих веток, валежника и на старом кострище развели огонь. Вскипятили в ведре воду, заварили чай и, слегка перекусив домашними бутербродами, решили искупаться.
Полуденное солнце прогрело озеро, и вода была достаточно тёплой. Вока первый бросился в озеро и, загребая сильными, короткими саженками доплыл до середины, затем остановился, поджидая плывшего за ним Гену.
– Айда, на ту сторону! – как в детстве, когда они купались на реке, крикнул тот.
– Айда! – подхватил Вока, и они пустились наперегонки в сторону противоположного берега.
Вока резал саженками, Гена, отстав, перешел на кроль и вскоре догнал и перегнал друга. Достигнув отмели, стоя по пояс в воде, подзадоривал его:
– Давай-давай, греби, пехота!
– Ну, ничего, поплывем обратно – покажу тебе! – отпыхивался тот, подплывая.
А за ними, увлеченные их примером, уже плыли и другие ребята. Девчата остались плескаться на мелководье. Девушка же, которую звали Аней – заводила и душа молодёжи, поплыла вслед за ребятами. Она легко плыла брассом, но на самой середине озера неосторожно хватанула ртом воды, поперхнулась и глубоко вздохнула, – чего делать было нельзя. Вода попала в дыхательные пути, она хватала ртом воздух, но он не проходил в лёгкие. Гена первый заметил, что с ней что-то не так, и кинулся на помощь. И к тому времени, когда он подплыл к ней, Ане было уже совсем плохо; девушка с трудом держалась на воде. Он обнял её выше живота правой рукой и на спине, загребая левой рукой и работая ногами, поплыл назад. К ним подоспел Вока и, поддерживая Аню, поплыл рядом. Вскоре под ногами появилось дно, и они под руки вывели её на берег. К счастью, Аня не успела нахлебаться воды, но судорожные спазмы, затрудняя дыхание, всё равно продолжали сжимать ей горло.