Джихад. Экспансия и закат исламизма
Шрифт:
Провал исламизма в Боснии стал одним из первых признаков двух характерных для 90-х годов явлений. Первое из них — это постепенное расхождение в мировосприятии между радикальными исламистами и мусульманским населением, в глазах которых исламистская утопия теряла свою притягательную силу. Второй феномен — это выработка тем же населением модели демократического мусульманского общества, которая выходила за рамки исламистской модели и предлагала такую интерпретацию культурной традиции, которая позволяла мусульманам полноправно вписаться в современность, не теряя в ней своей самобытности, — и это на исходе войны с ее жестокостями, совершенными во имя закрытой и эксклюзивистской концепции идентичности.
Чтобы понять эти явления, необходимо вначале представить себе, каким образом происходило становление мусульманской идентичности в Боснии и Герцеговине с тех пор, как она была поставлена под сомнение военными победами Австро-Венгрии, оккупировавшей эту бывшую провинцию Османской империи в 1878 году, после Берлинского конгресса. В Боснии исламизированные славяне составляли господствующее меньшинство, в котором городская элита и землевладельцы сохраняли свою власть и статус благодаря связям со Стамбулом. Австро-венгерская оккупация лишила их этого преимущества. Вдобавок она растворила их в сообществе, в котором хорваты-католики, пользовавшиеся покровительством Вены до Первой мировой войны, а затем сербы-православные, правившие с 1918 по 1941 год независимым Югославским королевством, сохраняли политическое главенство. Эта ситуация напоминала положение индийских мусульман, которые после победы Англии над последним могольским султаном, сидевшим в Дели, оказались меньшинством в государстве, где шариат уже не мог практиковаться, и столкнулись, как мы это видели выше, с проблемой определения своей религиозной и политической идентичности. В отличие от Индии, где эмиграция (хиджра)в земли ислама была длительным и трудноосуществимым предприятием, мусульманские элиты Балкан, наиболее привязанные к Блистательной Порте, эмигрировали в Стамбул, где община боснийского происхождения была хорошо представлена при султанском серале. В данном случае мы не находим ничего общего с деобандским движением, которое стремилось сохранить в неприкосновенности свои религиозные обычаи в замкнутом общинном пространстве. Напротив, как и в Индии, боснийское общество сформировалось вокруг общин, разделенных по конфессиональному признаку, лидеры которых выступали от их имени в государстве Габсбургов. Когда оккупационной властью были организованы выборы (в 1910 году в Боснии и в 1911-м — в Индии), они прошли по одинаковой цензовой и конфессиональной модели: избиратели, в соответствии со своей религиозной принадлежностью,
254
См.: Bauganel X. Un courant panislamiste en Bosnie-Herzegovine // Exils et roya15umes. P. 275–299.
После вторжения нацистов, произошедшего через месяц после создания «Молодых мусульман», некоторые из ее активистов вступили в дивизию СС «Ханджар» («Кинжал»), сформированную из боснийских мусульман муфтием Иерусалима Амином аль-Хусейни, «гостем Третьего рейха». [255] Впоследствии партизанскому движению во главе с Тито, генеральным секретарем Компартии, удалось вовлечь в свои ряды немало мусульман, укрывая их от военных формирований усташей (пронацистских хорватов) и четников (сербов), которые устраивали резню на контролировавшихся ими территориях. [256] После освобождения Югославии коммунистический режим распустил «Аль-Хидайе», скомпрометировавшую себя сотрудничеством с оккупантами, а в 1949 году удар был нанесен и ассоциации «Молодых мусульман», четверо руководителей которой были приговорены к высшей мере.
255
Муфтий Иерусалима Амин аль-Хусейни, выступавший против создания еврейского национального очага в Палестине и против Великобритании, которая, приняв в 1917 г. Декларацию Бальфура, сделала возможным осуществление этого проекта, присоединился к гитлеровскому лагерю и был назначен ректором Исламского института в Берлине. В его задачу входило превращение ненависти к сионизму, распространенной в арабском мире, в поддержку нацистской политики.
256
В Югославии в годы Второй мировой войны параллельно с сопротивлением немецкой и итальянской оккупации шла гражданская война, главными протагонистами в которой выступали усташи, четники и партизаны. Память об этих событиях сохранится вплоть до начала гражданской войны 90-х годов. Движение усташей, опираясь на созданное 10 апреля 1941 г. пронацистское «Хорватское государство» (включавшее в себя Боснию и Герцеговину) проводило политику истребления евреев, цыган и сербов. Мусульман, рассматриваемых как «хорватов мусульманского вероисповедания», усташи не трогали. Движение четников (сербских националистов) в качестве возмездия будет также заниматься массовым истреблением хорватского и мусульманского населения. Наконец, партизаны, предводительствуемые Тито, сумеют привлечь в свои ряды, помимо сербов и хорватов, — коммунистов, немалое число мусульман, которых — в соответствии с советской моделью — будут рассматривать как этнос, требующий особого подхода. Воспоминания о жестокостях, совершенных в годы Второй мировой войны, вновь всплывут в коллективной памяти в связи с конфликтом 90-х годов: сербы вспомнят о массовых убийствах, совершавшихся усташами, и постараются протянуть от них нить к независимой Хорватии 1991 г. Мусульманам также припомнили их участие в сербских и еврейских погромах. В свою очередь, в хорватском и мусульманском лагерях заговорят об убийствах, совершенных четниками; к последним причисляли и участников сербских вооруженных формирований. Так как четники носили длинные бороды, составлявшие часть их имиджа, боснийские мусульмане тщательно брились — что вызвало трения между ними и бородатыми «джихадистами», прибывшими в Боснию в 1992 г. Об этих обычаях см.: PopovicA. Les musulmans de Bosnie-Herzegovine: mise en place d'une guerre civile // Actes de la recherche en sciences sociales. 1997. Mars. № 116–117. P. 91–104.
Как ни парадоксально, именно коммунистическая Югославия во главе с Тито заложила основы формирования мусульманской национальной идентичности, чем сумела воспользоваться ПДД. После пятнадцатилетних попыток официальной идеологии утвердить политический и культурный централизм, призванный сплотить всё население страны в единую югославскую коммунистическую общность, в 60-е годы наступила разрядка. В это десятилетие стал подчеркиваться федеративный характер государства и предоставлена, пусть ограниченная, возможность для дебатов, которые резко контрастировали с очень строгой цензурой, принятой в восточном блоке. В отличие от других республик в составе Югославской Федерации, которые соответствовали «нации» (сербской, хорватской, словенской, македонской и др.), в Боснии и Герцеговине отсутствовала «боснийская нация»: здесь проживали сербы, хорваты и «не определившиеся» — лишь в переписи 1961 года впервые появилось понятие «Мусульмане» (sicl),носившее этническую окраску. С 1968 года оно стало синонимом новой «национальности». «Мусульмане» (с прописной буквы) — это население, говорившее на сербохорватском языке и исповедовавшее ислам, в то время как «мусульмане» (со строчной буквы) — это все приверженцы ислама, независимо от их национальности (например, албанцы Косово). Это секуляризированное утверждение национальной идентичности, основанное на конфессиональной принадлежности, напоминало определение мусульман и евреев в период создания Пакистана в 1947 году и Израиля в 1949 году. Оно происходило в тот момент, когда «мусульманское» население Боснии стало самой крупной демографической группой в этой республике, а его элита проникла в политический аппарат и в сферу экономики Югославии; Тито стал выдвигать их на первые роли, чтобы проводить международную стратегию Югославии как лидера Движения неприсоединения, в котором участвовали многие мусульманские страны, такие как Египет и Индонезия.
Мусульмане являлись единственной нацией в Федеративной Югославии, не имевшей своей собственной территории. Секуляризация в их среде развивалась такими же быстрыми темпами, как и среди других национальностей, населявших страну. Единственной автономией, которой они обладали; была религия: политические, экономические и культурные институты в Республике Босния и Герцеговина были многонациональны; помимо мусульман в них были представлены и сербы и хорваты. «Исламская община» («Исламска Заедница») являла собой организационную структуру под управлением улемов и выполняла функции официально признанного властями религиозного института, в ведении которого находились мечети и медресе Сараево. Она прилагала все усилия, чтобы наполнить понятие «мусульманский» религиозным содержанием. Этот процесс во многом напоминал, но в уменьшенном масштабе, деятельность партий улемов и «Джамаат-и ислами» в первые десятилетия существования Пакистана. «Община» поощряла становление панисламистского движения, подвергшегося репрессиям в конце 40-х годов. «Исламская декларация», разработанная Алией Изетбеговичем в 1970 году как «программа исламизации Мусульман и мусульманских наций», свидетельствовала о том, что ее автор был восприимчив к новым идеям, посеянным в окружающем мусульманском мире исламистскими мыслителями. [257] Эти идеи притягивали студентов и учащихся медресе, в основном выходцев из сельской местности. Они не принадлежали к обеспеченным семьям элитных слоев «Мусульман» Сараево, снимавшим сливки с политики модернизации, проводившейся режимом. Таким образом в начале 70-х годов возникало поколение исламистской интеллигенции. У нее было много общего с интеллигенцией других мусульманских стран: те же ссылки на мыслителей, вышедших из рядов «Братьев-мусульман», то же социальное происхождение из недавно урбанизированной среды на фоне демографического взрыва в «мусульманском» населении Боснии. Однако, помимо исламистской интеллигенции, не было иных социальных групп, которые могли бы на базе общих идей сформировать движение, подобное тому, что было создано в Египте, Пакистане и Малайзии. В социалистической Боснийской Республике отсутствовали набожная буржуазия и бедная городская молодежь. В 1970–1990-е годы боснийские исламисты оставались интеллектуальным течением, представители которого были связаны прежними отношениями и превратностями судьбы, но не составляли социального движения. Главным испытанием для него явился процесс над тринадцатью исламистами, начатый весной 1983 года — в период, когда победа иранской революции (февраль 1979 года) породила чувство тревоги, а смерть Тито (май 1980 года) лишила югославскую систему опоры, открыв путь к соперничеству национализмов, которое взорвет страну. Этот политический процесс, в результате которого Алия Изетбегович и его сотоварищи по несчастью были приговорены к длительным срокам тюремного заключения по обвинению в «фундаментализме», ослабил течение, тормозя распространение его идеалов за пределы студенческой среды. Однако он придаст движению неоспоримую легитимность, когда в конце десятилетия на арену выйдут новые элиты, способные служить воплощением «мусульманского» национализма в обстановке общего разброда, а затем и в драматические годы войны.
257
В «Исламской декларации» мы читаем: «Наша цель — исламизация мусульман. Наш девиз — верить и бороться». Данный документ — «синтез идей, которые все чаще и чаще слышны почти повсюду и которые имеют одинаковую ценность во всех уголках мусульманского мира» — претендует на то, чтобы быть программой «действий, направленных на их реализацию». Этот короткий текст состоял из трех частей. В первой части перечислялись причины «отставания мусульманских народов», приписываемого косности улемов (из-за нее «Коран утратил авторитетность Закона», а его заповеди «растворились в бормотании затверженного наизусть коранического текста»), а также извращенности «так называемых западнических прогрессистов» и «модернистов», которые «повсюду в мусульманском мире являлись воплощением бед и несчастий». Символом «модернистов» выступал Ататюрк, реформы которого привели к тому, что Турция стала «третьестепенной страной». Единственный выход из сложившегося положения Изетбегович видел в «формировании и объединении интеллигенции, которая мыслит и чувствует по-исламски. Эта интеллигенция высоко поднимет знамя исламского порядка и вместе со своими единоверцами — мусульманами — приступит к реализации исламского переустройства общества». Предложенная программа вызывает в памяти отдельные пассажи из «Вех на пути» Сайида Кутба. Вторая часть «Исламской декларации» была посвящена «исламскому порядку». Последний подразумевал одновременное существование «исламского сообщества» и «исламского порядка», поскольку каждое «истинно исламское движение» является «в то же время движением политическим». Остальная часть текста была довольно расплывчата и неопределенна: в ней отсутствовали предложения о том, как можно установить такой исламский порядок, не было четкой привязки к положению мусульман в Югославии. «Исламское обновление не может начаться без религиозной революции, но оно не может успешно продолжаться и воплощаться в жизнь без революции политической. Наш путь начинается не с захвата власти, а с завоевания людей», — отмечал автор. Тем не менее его партия — ПДД — придет к власти после победы на выборах, так и не совершив предварительно «религиозной революции» в Боснии. Третья часть «Исламской декларации» — «Проблемы исламского порядка сегодня» — ставила вопрос о переходе от религиозной мобилизации к политической борьбе. Партийные активисты призывались быть «в первую очередь проповедниками и только потом — солдатами». «Исламское движение должно и может взять власть, как только в количественном отношении оно окрепнет до такой степени, что будет не только в состоянии свергнуть правящий режим, но и приступить к формированию новой исламской власти», чтобы на практике реализовать «исламскую революцию», а не «исламский государственный переворот». Текст Декларации заканчивался критической ссылкой на пример Пакистана, который был со дан в 1948 г. как «исламская республика» и «великая надежда», но который разочаровал автора неспособностью установить «исламский порядок». (В 1970 г. Пакистан, в котором в 1958–1969 гг. правил модернизатор-автократ генерал Аюб-Хан, а после него — генерал Яхья Хан, завершил самый «светский» период в своей истории. Государство было терзаемо сепаратистской оппозицией Бенгалии, отделившейся в 1971 г. от Пакистана.) Декларация предлагала панисламистское видение мира, создание мирового политического союза мусульман по примеру Европейского Экономического Сообщества. Острием «исламского движения» являлось, по мнению автора, «возмужавшее за последние годы новое исламское поколение», «родившееся в исламской колыбели, выросшее в унижении и горечи поражений, объединившееся в патриотическом порыве». Использованный здесь перевод на французский язык «Исламской декларации» взят из: Dialog/ Dijalog. 1992. Сентябрь. № 2–3. Приложение «Югославское досье: ключевые тексты». С. 35–54.
Создание ПДД в марте 1990 года стало делом рук бывших фигурантов судебного процесса 1983 года, вокруг которых объединились молодые имамы, исламистская интеллигенция, получившая светское образование, отдельные коммерсанты и журналисты. Несмотря на то, что партия выражала интересы узкого круга интеллигенции и не имела опоры в массах, ей удалось укрепить свои позиции в том организационном вакууме и политической неразберихе, которые царили в обществе, с катастрофической быстротой утрачивавшем наработанный с 1945 года идеологический багаж. Партия выступала в роли полномочного представителя «Мусульман», которые пытались извлечь выгоду из стычек между сербами и хорватами, решившими провозгласить свои независимые государства и соблазненными идеей раздела боснийской территории. За 8 месяцев, отделивших создание партии от избрания Изетбеговича президентом Боснийской республики, ПДД превратилась в массовую партию при поддержке видных функционеров, связанных с Лигой коммунистов. Самым видным из них стал Фикрет Абдич, директор комбината «Агрокомерц», замешанный в громком финансовом скандале 1987 года и не имевший никакого отношения к исламистскому движению. На ноябрьских выборах 1990 года партия получила множество голосов в сельских районах и маленьких городках. В Сараево население отдало предпочтение программам «гражданских» партий, враждебных национализму, будь то мусульманский, сербский или хорватский. Однако в итоге победу одержали три националистические партии — ПДД, Сербская демократическая партия (СДП) и Хорватский демократический союз (ХДС). К власти пришла временная коалиция трех партий, в которой две последние, СДП и ХДС, тяготели, соответственно, к Сербии и Хорватии. [258]
258
Независимость Хорватии была провозглашена в июне 1991 г., тогда как сербские районы Боснии объявили о своей автономии лишь осенью того же года.
В апреле 1992 года, спустя месяц после провозглашения независимости, за которую не проголосовали депутаты-сербы, и на следующий день после признания новоиспеченного государства Европейским Сообществом, в Боснии вспыхнула война. С «мусульманской» точки зрения ситуация выглядела довольно сложной. Мусульмане, деревни которых подвергались атакам сербских ополченцев, называли себя так, имея в виду свою национальность: религиозная практика среди них была распространена мало. Тем не менее ПДД, представлявшая их интересы и за которую они проголосовали на выборax, возникла на базе именно религиозного течения, главным идеологом которого был Изетбегович. Однако со времени выхода в свет в 1970 году его «Исламской декларации» взгляды лидера ПДД претерпели определенную эволюцию. Его книга «Ислам между Востоком и Западом», вышедшая в свет в 1988 году, как и последующие статьи и брошюры, отличалась значительно меньшим радикализмом, чем его юношеские опусы. Стремление к исламскому государству уступало в них место требованию демократии — теме, более способной привлечь симпатии секуляризированных городских средних слоев. Последние составляли основную часть кадров и интеллектуалов Сараево и настороженно относились к партии, происхождение которой оставалось подозрительным в их глазах. И по мере эскалации военного конфликта ПДД будет всё больше нуждаться в этих социокультурных слоях, в их технических, организационных и военных способностях. В первую очередь с ними захотят контактировать западные правительства и интеллектуалы — ценный ресурс с точки зрения культивирования имиджа Сараево как «культурной столицы Европы», подчеркивания его открытости и терпимости по контрасту с варварством сербского ополчения, проводившего этнические чистки. Так, в октябре 1993 года «гражданские» партии приняли участие во власти, а Харис Силайджич был назначен премьер-министром. После своего ухода из правительства в январе 1996-го он станет одной из главных фигур в стане «мусульманских демократов», выступавших с критикой «государственной» ПДД.
Война явилась испытанием для определения мусульманской идентичности в Боснии, которую пришлось искать между исламистскими концепциями части правящих элит и секуляризированной версией, близкой большинству общества. Те, кто осуществлял этническую чистку с ее зверствами, не задавались вопросом, были ли их жертвы людьми религиозными или светскими. [259] Эти преследования способствовали (особенно у некоторых вынужденных переселенцев, потерявших всё) появлению обостренного религиозного самосознания в духе воинствующего исламизма: оно выразилось в создании в рядах боснийской армии нескольких «исламских бригад», состоявших из этих перемещенных лиц, где строго соблюдались исламские запреты и предписания. Это явление не получило широкого распространения, несмотря на поддержку со стороны некоторых руководителей ПДД, различных иностранных исламских благотворительных организаций и «джихадистов», прошедших подготовку в лагерях Пешавара.
259
Ощущение сходства между «этнической чисткой» и «окончательным решением» было причиной выступления многих еврейских интеллектуалов Западной Европы и США на стороне боснийских мусульман — несмотря на усилия сербской (и в меньшей степени хорватской) пропаганды, изображавшей их как фанатиков, готовых превратить Боснию в плацдарм джихада и экспорта терроризма в Европу.
На «исламскую солидарность» с Боснией были потрачены целые реки чернил, использованы многие тонны писчей бумаги, она стала поводом для многих деклараций. Однако это движение оказалось в ситуации, в которой получение конкретной помощи было затруднено наличием международных «ограничителей», гораздо более сложных, чем это было в случае солидарности с Палестиной или Афганистаном. [260] Кроме Ирана, государства и организации, желавшие продемонстрировать ее, не имели прочных связей в боснийском обществе, европейский характер которого был для подобной операции обстоятельством новым и неудобным.
260
Более того, в некоторых случаях втягивание мусульманских государств в конфликт наносило вред давним связям с Югославией (установленным еще при Тито) в Движении неприсоединения, а также в дружественных Белграду кругах Индонезии, Ливии и Ирака. Точно так же солидарность с афганским джихадом столкнулась в 1979 г. с неодобрением арабских друзей Советского Союза.
Организация Исламской конференции — подходящий для этой инициативы форум, находившийся под доминирующим саудовским влиянием, — оказалась под тройным нажимом: иранского активизма, радикальных исламистских оппозиционных движений и «салафитов-джихадистов» с их неконтролируемыми инициативами, видевшими в Боснии новый фронт священной войны.
У Ирана были давние связи с основателями ПДД: трое из участников процесса 1983 года были арестованы югославскими властями сразу же по возвращении с одного из конгрессов по объединению шиитов и суннитов, которые Хомейни ежегодно собирал в Тегеране в пику Ираку и Саддаму Хусейну. А иранская революция с ее современным и иконоборческим духом была более привлекательной для европейского исламистского истеблишмента ПДД, нежели ваххабитский консерватизм с его средневековым душком, с его догматизмом и всеми его «косными» аспектами, которые осуждала «Исламская декларация» 1970 года. В 1992 году Тегеран проявил особую активность на двух чрезвычайных конференциях ОИК по Боснии — в Стамбуле (июнь) и Джидде (декабрь). Вторая конференция, в которой участвовал Изетбегович, пыталась добиться снятия эмбарго, наложенного Советом Безопасности ООН на поставки оружия для Боснии, [261] ссылаясь на то, что сербы располагали арсеналами бывшей югославской армии. Тем не менее она завершилась принятием резолюций, которые, выразив солидарность с Сараево, не вступили в противоречие с резолюциями ООН по данному вопросу. Не было никакой возможности перед самыми радарами НАТО вооружать боснийцев так же, как это было с афганцами. Впрочем, с весны 1992 года Иран обошел эмбарго: оружие пошло через Турцию и аэропорт Загреба и попадало в боснийскую зону после того, как треть груза забирали себе хорватские войска. [262] На первых порах такая цепочка пользовалась «benign neglect» («доброжелательного невнимания») американской администрации, видевшей в этом один из способов нарушить баланс сил в бывшей Югославии в пользу хорватско-мусульманской федерации. Хотя афера вскрылась после публичной конфискации в апреле 1994 года в Загребском аэропорту нескольких тонн оружия, доставленного иранским самолетом (что дало повод американскому конгрессу начать расследование), [263] поставки не прекращались вплоть до заключения Дейтонских соглашений в декабре 1995 года. В соответствии с этими соглашениями и под сильным нажимом американцев иранские военные советники и инструкторы (по сведениям наиболее достоверных источников, их было несколько сотен) из корпуса «Стражей революции» (пасдаранов)были вынуждены покинуть страну. Параллельно с оказанием военной помощи Исламская Республика развернула на территории Боснии свою идеологическую работу, действуя через некоторых руководителей ПДД и пользуясь благотворительной деятельностью — через иранское Общество Красного Полумесяца. В отличие от ваххабитских организаций иранские действовали более эффективно, умело сочетая гуманитарную помощь с исламской солидарностью. Опросы общественного мнения, проведенные по окончании конфликта, показали, что 86 % боснийских мусульман были «дружественно расположены» к Ирану. [264] Успехи иранской стратегии обеспокоили не только американскую администрацию, приложившую все усилия, чтобы свести на нет достигнутые Тегераном результаты: [265] они также встревожили и конкурентов Ирана в международном исламском пространстве.
261
Резолюция Совета Безопасности ООН от 25 сентября 1991 г.
262
См.: Hunter T. The Embargo that Wasn't: Iran's Arms Shipments into Bosnia //Jane's Intelligence Review. 1997. № 12.
263
Республиканская оппозиция опасалась, что благодаря каналам поставки оружия Иран сумеет создать свои ячейки и агентурную сеть в самом сердце Европы. Об этом см.: Bagherzadeh A.R Une interpretation paradigmatique de l'ingerence iranienne en Bosnie-Herzegovine. Memoire de DEA, IEP de Paris, 1999; La presentation des debats et leur analyse. P. 11–14.
264
Time. 1996. 30 September.
265
В результате последовательного американского давления в рамках Дейтонских соглашений оказание помощи Боснии по программе «Train and Equip» («Обучение и снаряжение») ставилось в зависимость от отъезда иранских военных советников. Заместитель министра обороны Боснии Хасан Ченджич, считавшийся креатурой Тегерана, был вынужден подать в отставку.