Джинн
Шрифт:
— Может, мы сломаем их? — предложил я. — От греха подальше?
Кволт взглянул на Анну.
— А вы как думаете? — спросил он. — Насколько я смыслю в ночных часах, нам следует оставить их в покое.
Анна кивнула:
— Да, мы не можем их ломать, если кто-то находится под их влиянием. Мисс Джонсон могла связать себя с космической силой, если она говорила правду. Скорее всего, это так. И тот тип в капюшоне, он тоже мог попасть под их влияние. Поэтому, если мы сломаем часы, что будет с этими двумя одному богу известно.
— Я согласен, — сказал профессор Кволт. — Лучшее,
Я кашлянул.
— Мы его напугали? Да что вы говорите?
— Пойдем, — позвал Кволт. — сейчас не время с ним возиться, у нас в запасе всего несколько минут.
Мы заторопились к дому. Пересекли гравиевую дорожку и зашли на террасу. Сломанная дверь висела на одной петле. Переступив порог, мы вновь очутились в прихожей с шахматным черно-белым полом. В прихожей и на лестнице было очень темно, очертания предметов были неясными, и я уловил в воздухе слабый запах, похожий на аромат молодого цветка.
Кволт повел носом.
— Пахнет восточными благовониями, — сказал он. Думаю, мисс Джонсон уже приготовилась к открытию кувшина.
— Что за благовония? — спросил я.
— Все правильно, — сказала Анна. — В церемонии освящения сабли последнее действие — очищение от груза прежней смерти, которую принесла сабля. Клинок держат над дымом маковых лепестков смешанных с опиумной пастой.
Я разглядел. во мраке перила лестницы.
— Если мисс Джонсон очищает клинок от груза прежней смерти не для того, чтобы отрубить мне голову, я не возражаю.
Анна вздрогнула.
— Гарри, не говори так, — сказала она. — Мне и без того страшно.
Профессор вновь возглавил нашу экспедицию, и мы осторожно побрели к лестнице через холл. Наверху играл свою дурацкую музыку засидевшийся джинн. Поскольку тучи заволокли луну окончательно, на лестнице было так темно, хоть глаз выколи. Шли на ощупь. Несколько раз, спотыкаясь о ступеньки, мы замирали и слушали ночные звуки.
Наконец мы забрались на второй этаж и, дойдя до конца коридора, остановились. Тучи, слава богу, стали потихоньку расходиться, и первые слабые лучи лунного света осветили коридор сзади нас. Однако наше внимание было приковано совсем к другому. Слева от нас, за поворотом, мерцал оранжевый свет масляной лампы. Значит, мисс Джонсон стояла уже у дверей в башню и собиралась открывать замки.
— Быстрее, — сказал профессор Кволт.
Держась как можно ближе друг к другу, мы подошли к повороту и заглянули за угол коридора.
У двери в башню стояла мисс Джонсон в том же рыжем платье и серебряном парике. В одной руке она держала саблю, чей тусклый клинок был щедро усеян гравировкой. В другой пучок тлеющей соломы, от которого поднимались клубы дыма.
— Это вы? — неожиданно спросила она, без тени испуга в голосе.
Профессор сказал:
— Да, это я.
Мисс Джонсон даже не оглянулась. Мне вообще показалось, что она была в каком-то трансе, глубоком и гипнотическом трансе; может, она приняла меня за кого-то другого? Может, ждала своего друга в капюшоне? Как бы то
Я зашептал на ухо Кволту:
— Что нам сейчас делать?
Кволт прошептал в ответ:
— Ничего. Ждать. Она знает, что делает. Будем только наблюдать. Если она не сможет уничтожить джинна, тогда и вмешаемся.
— Я не уверен в своих способностях, — сказал я. — у меня за плечами всего три урока джиу-джитсу.
Анна сказала:
— В борьбе с джинном одним джиу-джитсу не обойдешься. Смотри, что она делает!
Мисс Джонсон затряслась и задергалась. Она изгибала тело и вертела головой из стороны в сторону, и с того места, где стояли мы, было видно, как она двигала высунутым изо рта языком, а ее глаза так высоко закатились, что видны были только блестящие белки. Лицо почти посинело от дыма, по подбородку текла пена. Мисс Джонсон столь усердно махала саблей, что я боялся, как бы она не зарезала себя. Эти древние клинки такие острые, что без труда режут волосы в воздухе.
Тут она начала пританцовывать и стучать ногами по полу.
Я услышал странные заклинания и четко разобрал, как она несколько раз произнесла имя Наувы, хотя больше ничего не понял.
Она водила рукой в воздухе возле печатей, веревок, замков, лент и засова.
Кажется, началось. Она плавно отвела руку от двери на себя, и тут печати расплавились и потекли по двери длинными коричневыми струйками. Священные печати и символы превратились в бесформенные пятна, изображения магических треугольников, которые держали взаперти могучего джинна Али-Бабы, начали исчезать на глазах. При виде таких чудес я здорово разволновался и на всякий случай оглянулся через плечо — убедиться, что выход свободен. Если мисс Джонсон кого-то ждала, я бы не хотел, чтобы он очутился за моей спиной, когда джинн покинет свою тюрьму.
Мисс Джонсон стала поворачиваться, как подъемный кран в порту. Она кадила своим дымящимся пучком, пока весь коридор не наполнился смердящими клубами. Все печати уже расплавились и стекли, изображения исчезли. Между мисс Джонсон и джинном оставался лишь огромный железный засов.
— Как она собирается его открыть? — шептал я.
Анна, прижимаясь ко мне, зашептала:
— Тс-с-с..
Мисс Джонсон тем временем завела какую-то длинную и скучную арабскую галиматью. Голос у нее был гортанный, она приплясывала и двигалась в такт куплетам. Наконец все вроде было закончено. Коснувшись острым концом сабли железного засова, она снова позвала Науву Непревзойденного.
Тяжелый железный засов рухнул. Клянусь, я видел это собственными глазами! Мисс Джонсон произнесла имя Наувы, и железо переломилось в центре, как карамельная палочка. Куски тяжело ударили об пол, и дверь в башню освободилась от замков.
— Ну, — сказал профессор Кволт, — теперь пошли.
Мисс Джонсон повернула ручку двери. Ей пришлось приналечь посильнее, еще и еще раз, и вот старая тяжелая сосновая дверь затрещала и со скрипом распахнулась. Я попытался посмотреть, что творится внутри башни, но благовония так густо заволокли коридор, что я ничего не увидел.