Джон Голсуорси. Собрание сочинений в 16 томах. Том 15
Шрифт:
Хлоя. Он только их управляющий
Хорнблоуэр. Он часть всей их кастовой системы, которая стоит на моем пути. Ты женщина и не разбираешься в таких вещах. Ты себе даже представить не можешь, что мне пришлось претерпеть, пока я не нажил состояния и не достиг теперешнего положения. Эти сельские аристократы любят говорить красивые слова, но получить от них что-нибудь труднее, чем отнять у собаки мозговую кость. Если бы они могли выжить меня отсюда, разве не прибегли бы они для этого к любым средствам, как к честным, гак и подлым, разве колебались бы они хоть минуту? Вспомни,
Хлоя. Но ведь не они же затеяли ссору.
Хорнблоуэр. Открыто — нет, но исподтишка начали они — это их манера. Они ставили мне палки в колеса то здесь, то там только потому, что я разбогател позднее, чем они. Я давал им возможность помириться, но они не захотели. Ну так хорошо, я покажу им, на что способен такой человек, как я, когда он взялся за дело всерьез. От них шерсть клочьями полетит! (Увлекшись, перестает смотреть на Хлою.)
На лице ее отражаются мучительные сомнения; по-видимому, она: не знает, убеждать ли его дальше, не знает, на что решиться. Быстро взглянув на ручные часы, ложится и закрывает глаза.
Приятно будет поглядеть, как перед их окнами вырастут мои трубы. А эта… моя последняя надбавка — удачный ход! Хилкрист так разошелся, я уж боялся, что он никогда не остановится. (Смотрит на нее.) Я и забыл про твою мигрень. Ну ладно, лучше всего тебе полежать спокойно.
Звук гонга.
Прислать тебе чего-нибудь от обеда?
Хлоя. Нет, я попробую уснуть. Пожалуйста, скажите, чтобы меня не беспокоили.
Хорнблоуэр. Хорошо. Я только отвечу на эту записку. (Садится за письменный стол.)
Хлоя лихорадочно вскакивает с дивана, смотрит на свои часы, на дверь, снова на часы, затем тихо идет к стеклянной двери и отпирает ее.
(Заканчивает писать.) Слушай! (Поворачивается к дивану.) Да где же ты?
Хлоя (у двери). Здесь такая жара…
Хорнблоуэр. Вот что я ответил: «Сударыня, вы не можете сказать мне о моей невестке ничего, что могло бы нарушить счастье моей семьи. Я рассматриваю вашу записку как дерзость и не намерен являться к вам завтра утром в одиннадцать часов. С совершенным почтением».
Хлоя (хватаясь за голову). Ох! Ну что ж!..
Снова звучит гонг.
Хорнблоуэр (идя через комнату к двери). Ложись и усни. Я скажу, чтобы тебя не тревожили, и надеюсь, что завтра ты будешь совсем здорова. Спокойной ночи, Хлоя.
Хлоя. Спокойной ночи.
Хорнблоуэр уходит. После двух-трех лихорадочных движений по комнате Хлоя возвращается к открытой стеклянной двери и ждет там, наполовину скрытая занавесками. Внутренняя дверь тихонько приоткрывается, и в нее просовывается голова Анны. Увидя, что Хлоя стоит к ней спиной, она проскальзывает в комнату и налево за
(Вполголоса.) Войдите. (Бросается к внутренней двери и запирает ее.)
Доукер входит через стеклянную дверь и стоит, с улыбочкой глядя на Хлою.
Доукер. Итак, милая дамочка, чего вы от меня хотите?
В присутствии этого человека, принадлежащего к тому же кругу, что и она сама, голос и манеры Хлои заметно меняются: появляется какая-то нотка вульгарности, вызванная стремлением приспособиться к собеседнику. Тем не менее Хлоя продолжает говорить тихим голосом.
Хлоя. Знаете ли, вы ошибаетесь.
Доукер (осклабившись). Нет, у меня хорошая память на лица.
Хлоя. А я говорю, ошибаетесь.
Доукер (поворачиваясь, чтобы уйти). Если это все, не стоило меня беспокоить.
Хлоя. Нет, не уходите! (Со слабой улыбкой.) Как вам не стыдно? Что я вам сделала? Вы ведете со мной нехорошую игру.
Доукер. Какая уж тут игра, милочка! Это серьезное дело.
Хлоя (горько). Ну, хорошо, они ссорятся, а я-то при чем? Я же не могла помешать тому, что они поцапались.
Доукер. На свое несчастье.
Хлоя (стискивая руки). Вы жестокий человек: хотите погубить женщину, которая не сделала вам ничего плохого.
Доукер. Значит, ваши ничего про вас не знают. Это хорошо. Теперь послушайте. Я служу своему хозяину. Но я тоже человек и считаю, что как аукнется, так и откликнется. Я ненавижу всю вашу семейку. Нет такого бранного слова, которым бы они меня не обозвали за последний месяц; и глядят на меня так, словно съесть готовы. И я ненавижу их, говорю вам прямо!
Хлоя. Но ведь они тоже люди, как и вы, и кое в чем совсем неплохие.
Доукер (с усмешкой). Хорнблоуэры тогда неплохи, когда они лежат в гробу.
Хлоя. Но… но я ведь не из Хорнблоуэров.
Доукер. Зато, наверное, станете матерью какого-нибудь Хорнблоуэра.
Хлоя (протягивая руку, страстно). Не трогайте меня, оставьте меня в покое, прошу вас! Я счастлива здесь. Будьте хорошим человеком!
Доукер (после минутного колебания). От меня вы ничего не добьетесь и не старайтесь!
Хлоя. Мне так плохо жилось прежде.
Доукер поворачивает голову, его обычная усмешка исчезла, и лицо словно превратилось в маску.
(Задыхаясь.) Умоляю вас! Ну не все ли вам равно? Ведь любили же и вы когда-нибудь? Подумайте о той, которую вы любили.
Доукер (решительно). Ничего не выйдет, миссис Хлоя. Вы пешка в этой игре, пешка — в моих руках!
Хлоя (в отчаянии). Ну для чего это вам нужно? (Внезапно в ней просыпается тигрица.) Послушайте! Не делайте из меня врага. Я недаром прошла сквозь огонь и воду. Я тоже умею кусаться.