Джон Р.Р.Толкиен. Биография
Шрифт:
На волне борьбы против эйсовского издания «Властелин колец» стал культовой книгой. «Эйс Букс» вынуждены были пойти на внесудебное соглашение и не только гарантировать Толкиену дальнейшее отчисление авторских процентов, но и единовременно выплатить всю сумму, которую они ему задолжали. Но гораздо важнее то, что именно благодаря кампании против «Эйс Букс» о Толкиене и Средиземье узнала широкая публика.
«Властелин колец» появился в кампусах как раз вовремя. Книга, написанная консервативным оксфордским профессором в годы второй мировой войны, неожиданно затронула сердца нового поколения — поколения, которое вскоре стали называть культурой хиппи. «Веселящийся Лондон» [172] в 1966 году был в зените славы, Карнаби-стрит [173] процветала, «Битлз» выпустили свой «Revolver» — популярнейший альбом десятилетия, а в молодёжных кругах уже вошли в моду ЛСД и марихуана. Тем же летом появились значки с лозунгами
172
«Веселящийся Лондон» (англ. Swinging London) — популярное в 60-е годы рекламное название Лондона как центра мод, музыкальной жизни и т.д. — Прим. перев.
173
Карнаби-стрит — улица в Лондоне, известная магазинами модной одежды для молодёжи. — Прим. перев.
Понять, почему «Властелин колец» нашёл такой широкий отклик в среде хиппи, вовсе нетрудно. Действие его происходит в альтернативном мире, не знающем ортодоксальной религии, но зато полном чудес и волшебства. Он близок сердцу каждого, кто настроен против современных технологий и роста индустриального общества. Но своей популярностью «Властелин колец» обязан, в первую очередь, не хиппи, поднявшим его на щит, и даже не только молодёжи. Книгу эту полюбили читатели всех возрастов, независимо от общественного статуса и происхождения. Она по-своему универсальна, и трактовать её можно на самых разных уровнях и с самых разных точек зрения (далеко не всегда предусмотренных самим автором).
Таким образом, Толкиен неожиданно оказался в центре всеобщего внимания и стал культовой фигурой, а для многих — своего рода гуру. Ручеек «фэн-почты» превратился с годами в полноводную реку, и Толкиен уже не успевал отвечать собственноручно на все письма. Восторженные послания приходили теперь и от мировых знаменитостей (в том числе от звёзд Голливуда и от одного астронавта), а однажды пришло жалобное письмо от какого-то бедолаги, утверждавшего, что его жена по уши влюбилась в Арагорна. Вскоре после этого случая Толкиен узнал, что десятилетние школьники из Челтнема поставили спектакль по «Властелину колец», и мальчик, сыгравший Фродо, не мог выйти из роли ещё целый месяц. А один член парламента, посетивший Толкиена в Хедингтоне, заявил ему: «Это не вы написали ‘Властелина колец’». Он имел в виду, что книга исходила от самого Бога, а Толкиен лишь записал её [174] .
174
Клайд Килби. «Толкиен и Сильмариллион» (Clyde Kilby. Tolkien and The Silmarillion. Harold Shaw Publishers, USA, 1976, p. 13). — Прим. автора.
Случалось, поклонники звонили ему из Калифорнии посреди ночи, забыв о разнице во времени. Летом 1967 года какие-то американские студенты приехали в Англию специально, чтобы посмотреть на Толкиена, встали лагерем на лужайке у него перед домом и принялись выкрикивать: «Хотим Толкиена! Хотим Толкиена!»
Популярность книги Толкиена радовала, но реакция некоторых читателей озадачивала и подчас пугала. Он не был готов к славе. Он полагал, что важно лишь то, что он сделал, а не то, кто он такой, и не понимал, почему люди интересуются его личностью, его частной жизнью и прошлым. Эдит тоже не нравилось находиться в центре внимания. Она старалась оградить мужа от внешнего мира, чтобы ему хотя бы не мешали работать, но в то время ей уже перевалило за семьдесят, и отваживать рьяных поклонников и назойливых журналистов становилось всё труднее. В 1968 году Толкиены поняли, что оставаться в Хедингтоне больше невозможно. Они решили переехать и сохранить в тайне свой новый адрес и телефон, а в дальнейшем быть осмотрительнее.
С Оксфордом пора было расстаться. Толкиен вышел на пенсию в 1959 году и с тех пор пытался работать над «Сильмариллионом», но дело продвигалось трудно. Он начал уставать от жизни и нередко погружался в депрессию. Старость его угнетала; ему недоставало привычного разнообразия. Дети давно уже покинули родительский кров и обзавелись собственными семьями, старые друзья умерли или перебрались в другие края. Но обиднее всего было то, что постепенно угасают энергия и страсть к работе.
Но в жизни его всё ещё оставалось две опоры: вера, которая с годами только крепла, и Эдит. Супруги сблизились, как никогда прежде, и Толкиену теперь хватало времени на неторопливые беседы о детях и внуках и на совместные походы в ресторан. Хватало и денег на то, чтобы хоть немного порадоваться жизни. В 1966 году Рональд и Эдит отправились в круиз по Средиземному морю, а марте того же года отпраздновали «золотую свадьбу». В садах Мертон-Колледжа по этому случаю состоялась пышная вечеринка, на которой композитор Дональд Сванн исполнил песни о Средиземье на стихи Толкиена — «Ведёт дорога от ворот…».
Распрощавшись с Оксфордом, Толкиены поселились в Пуле — маленьком пригороде Борнмута на южном побережье Англии. Они неоднократно проводили в Борнмуте
Они купили одноэтажный коттедж в нескольких минутах езды на такси от борнмутского отеля «Мирамар», где особенно любила бывать Эдит. Здесь она чувствовала себя гораздо уютнее, чем во всех прочих местах, где ей довелось побывать за свою жизнь. Постояльцы отеля, в большинстве своём люди пожилые, принадлежали к её кругу: доброжелательные, без особых претензий, не слишком интеллектуальные. Эдит приходила поиграть с ними в карты и попить чайку, а в иные вечера просто прогуливалась с мужем по набережной мимо Зимних садов и богатых особняков.
Коттедж был уютным, с большим садом. Эдит, должно быть, никогда ещё не была так счастлива, как в те несколько лет, что они прожили в Пуле. Правда, Толкиен здесь скучал: достойных собеседников ему не находилось. Он был человеком общительным, но бесконечная пустая болтовня за чаем его раздражала. Однако он твёрдо решил смириться со всеми неудобствами. Толкиен нежно любил жену и, должно быть, в конце концов осознал, сколько тягот ей пришлось вынести за годы их совместной жизни. В обществе его приятелей по университету она чувствовала себя неуверенно; его религиозное рвение было ей чуждо; не находилось ей места и в его интеллектуальном мире, несмотря на то, что она очень гордилась его достижениями. И теперь общением с пожилыми борнмутскими буржуа Толкиен расплачивался с Эдит за все те вечера, что он провёл в «Птичке с младенцем» или у Льюиса в Модлин-Колледж.
Кроме того, ему начало казаться (совершенно безосновательно!), что он не уделяет достаточно внимания детям. В действительности же он души в них не чаял и дарил им любовь с необычайной щедростью. Близкая приятельница семьи Симонна д’Арденн вспоминала: «Вся его переписка за сорок лет говорит о том, что он постоянно беспокоился за своих детей — здоровы ли они, всё ли у них благополучно, чем он может помочь им» [175] .
И всё же, несмотря на одиночество, Толкиен постепенно привык к новому образу жизни и даже полюбил этот тихий курортный городок. Его угнетало, что он не может работать с такой же отдачей, как привык, и совсем не видится с людьми своего круга, однако скромность нового обихода ничуть его не огорчала. В домашней обстановке он всегда ставил практичность выше эстетики. Дом на Нортмур-роуд был одним из самых неказистых во всём Северном Оксфорде, а о доме в Хедингтоне У.Х. Оден отозвался как о «кошмарном месте с кошмарными картинами на стенах» [176] . Толкиенов это замечание очень расстроило.
175
Цит. по: «Эссе памяти Дж.Р.Р. Толкиена — учёного и сказочника» (J.R.R. Tolkien, Scholar and Storyteller: Essays in Memoriam. Ed. by Mary Salu, Robert T. Farrell. Ithaca & London: Cornell University Press, 1979, pp. 33-34). — Прим. автора.
176
Цит. по: The New Yorker, 15 January 1966. — Прим. автора.
Может показаться странным, что человек, столь тонко чувствовавший красоту языка, — человек, создавший прекрасный мир «Властелина колец» и испытавший влияние великого стилиста Уильяма Морриса, — не придавал никакого значения красоте в домашней обстановке. Но на самом деле ничего странного в этом нет: ведь Толкиен, в сущности, уделял больше времени и душевных сил Средиземью, чем реальному миру.
В период жизни в Пуле он по-прежнему усердно старался работать, и нетрудно вообразить его портрет конца шестидесятых. Толкиен сидит в скромно обставленной комнате, среди книг и бумаг, с зажатой в зубах трубкой. Он пытается уловить суть фразы, лет десять тому назад набросанной впопыхах на каком-то клочке бумаги, или подыскивает в своей мифологической системе место для новой идеи. Но за последние десять лет далеко он не продвинулся, и «Сильмариллион» остался таким же хаотичным собранием фрагментов, каким был и в пятидесятые. Он разрастался бессистемно: из одной идеи рождался десяток новых, а из них, в свою очередь, — новые взаимосвязи между многочисленными сюжетными линиями. Но Толкиен по-прежнему был предан делу своей жизни и всё так же мечтал создать «мифологию для Англии». В пятидесятые годы ему даже приходила мысль посвятить её королеве Елизавете II.
К концу шестидесятых Толкиен стал мультимиллионером, но они с Эдит так привыкли экономить, что и теперь не могли обращаться с деньгами свободно. Впрочем, они организовали трастовые фонды для своих детей и внуков, а сами жили в своё удовольствие. Больших трат они себе не позволяли, но в мелочах себе не отказывали. Почти каждый день они ходили обедать в ресторан и наслаждались изысканными блюдами и винами, не забывая, впрочем, ворчать по поводу цен. Толкиен стал элегантно одеваться, чем, должно быть, немало удивил бы своего старого друга Льюиса. В молодости они оба не одобряли страсть к модному платью, считая её выражением латентной гомосексуальности. У Льюиса эта неприязнь доходила до абсурда: говорили, что новый костюм на нём превращается в старый за один вечер. Толкиен же на восьмом десятке неожиданно полюбил изящные шёлковые галстуки и брюки «от кутюр»; эта перемена во вкусах наглядно запечатлена на фотографиях.