Джони, о-е! Или назад в СССР - 2
Шрифт:
— На барабанах я могу постучать, — предложил Гришка.
— Да? — удивился я.
— Да!
— Не-е-е. Тут твой синкопированный бас нужен для акцента вокала. Я сам сяду за барабаны.
— Не надо мудрить, — подал голос Андрей. — Я сам буду стучать и петь. Нормально получится. Да и на гитаре ты, Джон, лучше сыграешь. Соляк твой фирменный, опять же… Куда без него? С ним любая песня звучит фирмово.
Я посмотрел на Гришку, на Леру. Они оба пожали плечами.
— Пусть играет, если хочет, — «разрешила» Лера.
— Пусть, — согласился Гришка.
— Короче, — улыбнулся я. — Оставляем всё, как было, только второй голос
— И репетировать не надо, — потёр ладони Гришка.
— Репетировать надо всегда. Вот увидишь сколько раз он собьётся, когда вместе играть будем.
— Не собьюсь!
— Спорим?!
— Спорим! На что?
— На твоё пиво чешское!
— Ну ты хитрый!
Четыре бутылки пиво привёз Роман.
— Ладно, договорились!
Поспорили. Сыграли. Не сбился. Достали пиво и всё выпили.
Потом порепетировали «Поверь в мечту» и все остальные песни. Ни Андрей, ни Гришка себе взять песни не захотели. Ни репетицию потратили два часа. Лера, стоя за клавишами, так и не снимала кухонного кружевного передника и это смотрелось так пикантно, что я вспомнил про «Имеджин».
— Покажем наш «Имеджин», Лера? Сможешь? — сказал я, когда последние ноты «Шире круга» отзвучали более-менее прилично.
— Если поможешь. Привыкла я уже к тому исполнению. А репетировали вчера мало, — сказала она и покраснела.
Ага, репетировали. Если не считать, что я поставил ей слушать «Имеджин» и ушёл в ванную, мы и не репетировали вовсе. На той бобине она была записана двенадцать раз, вот и звучала, пока мы не уснули. Да-а-а…
— Интересно. Я вчера весь вечер и всю ночь думал, что из него можно сделать кроме того, что сделал Леннон.
— Конечно помогу, — виновато улыбаясь, согласился я.
Ребята ушли в «зрительный зал», а мы с Лерой остались.
Я играл перебором, Лера первый куплет спела очень «рядом» и фразу «And no religion too» я спел высоко. Ну и дальше «правил» уже не стесняясь, ведя партию самостоятельно. Лера подпевала и в конце концов, когда мы повторили её, песня получилась.
— Круто! — сказал Гришка новое слово, которое не однократно слышал от меня. — Круче Ленноновского. Даже жалко, черт побери, что я не девушка. Хе-хе… Она так нежно её поёт, что мурашки по телу вот такие.
Гришка показал первую фалангу указательного пальца, отмерив указательный большим.
— Ну, да, — согласился я, женский романс получился. Только ты, Лера, пой с таким акцентом, как я пою. Не выделяй английский «прононс». Мягче. Некоторые звуки пропускай. Короче, слушай, как пою я, и будет всё окей. Не хочешь мня слушать, копируй Леннона. Он тоже много слов не выговаривает. Их английский на наш английский совсем не похож.
[1] У берёз и сосен"- 1973 г.- Юрий Антонов и оркестр" Современник" под управлением Анатолия Кролла. — https://youtu.be/fyOK-5y5irI
Глава 25
Воскресный день прошёл продуктивно и весело. После репетиции мы с азартом поиграли в «Монополию», расчерченную мной на куске ватмана, наклеенного на картон и разрисованного яркими типографскими красками. Рисованием я серьёзно не занимался, постепенно набивая руку на трафаретах, которые продолжал печатать, и на поздравительных открытках небольшого формата. Именно на открытках я учился писать акварель.
Первую открытку нарисовал на «Восьмое марта». Открытки рисовали
Моя открытка понравилась не только учителю рисования, которая попросила подарить её ей, но и мне самому, одновременно зародив идею. Купив в магазине для художников хорошего картона я за один вечер нарисовал штук десять китайско-японских пейзажей с сакурой, горой Фудзи, бегущими с гор ручьями и птичками. «Тонны» сюжетов лежали в моей памяти невостребованными. Пока. Они ждали своего времени. И вот дождались. У меня появилась, как любили говорить в наше время, мотивация.
Маме я нарисовал картинку в формате А-4, вставил её в простенькую рамочку и подарил. Она была очень довольна. Двум девочкам, которые выпали мне по жребию, я нарисовал открытки-раскрывашки обычного размера, стандартно, но каллиграфически с соблюдением всех отступов подписал и торжественно вручил вместе с маленькими сшитыми мной из старой меховой шапки «Нафанями».
Что открытки, что «Нафани» на девочек произвели фурор. Открытки были очень похожи на настоящие «японские». Так сказала одна девочка, у которой «такая» была. А непонятные яйцеобразные лохматые существа с руками, ногами из верёвочек и бусинами глаз понравились своей необычностью. В магазинах продавались игрушки, откровенно говоря, не удовлетворяющие потребность детского народонаселения страны. Во-первых, их было мало, во-вторых, — ассортимент очень небогатый, в третьих — это были: мишки, зайцы, ёжики, куклы. А у моего «нечто» не было даже рта, а ноги, руки и маленькие ушки выходили прямо из «головы». Забавный получился домовёнок. Я так и ответил, когда девочка Наташа спросила:
— А кто это?
— Это — домовые. Вернее — домовята. Этого зовут Нафаня, а этого — Кузя, Кузьма. Они будут охранять ваши дома.
— Как мило, — проговорила Наташа и с благодарностью посмотрела на меня.
— Спасибо, — прошептала затюканная классом «серая мышка» Ирина Пономарёва, едва не плача. Она и досталась мне, потому, что никто из мальчишек не хотел её «брать».
— Да, пожалуйста! — небрежно бросил я улыбаясь.
— А где ты это всё взял? — спросила Наташа.
— Сам сделал. Делов-то! На один вечер.
Классная во время процедуры дарения стояла и улыбалась так, будто ей самой подарили хрустальный сервиз. Её глаза лучились одобрением и добротой. Хорошая у этого класса была классная руководительница. Она любила детей и не скрывала этого.
С того времени я и медитировал над акварельными миниатюрами. А потом нарисовал «Монополию». Как-то на ум пришло. Да-а-а… «Денежки» «напечатал», вырезав из резины простенькие штампы. Фишки сделал из деревянных «чурбачков», напиленных из реек разного профиля и покрашенных разной краской. Канал поставки типографской краски я поддерживал в постоянном рабочем режиме, так как футболки продолжал трафаретить. Роман забирал их сотнями. Не знаю почему, но они ему нравились больше тех, что стали печатать к него в таборе. Хотя… Я предполагал, что он продавал и те и мои. Поезда ходили в обе, так сказать, стороны. Оттуда он вёз товар, вроде как, из Европы, а отсюда, вроде как, из Японии. Тем более, и тематика штампов, как раз соответствовала «востоку»: дзюдоисты, каратисты, Брюс Ли.