Джони, о-е! Или назад в СССР-3!
Шрифт:
— Налей чаю, — кивнул я. — Пересохло в горле. В понедельник писать будем в нашей студии «Высокосное лето».
— Ух ты! У них крутая музыка! — сказал гитарист Толик из «девичьего состава».
— У вас уже круче. Уж поверьте мне. Потому они и, э-э-э, испугались пускать вас на фестиваль. Вы круче, но не зазнавайтесь.
— Мы круче, потому что ты с нами, Пьер. Мы все прямо чувствуем твою силу, когда играем. Это не только я… Все говорят. Правда, ребята? — спросила Рита. — Ты, наверное, колдун. Когда ты уедешь, карета превратится в тыкву, а наше платье в обноски?
— Ха-ха! —
— Тавк у вас же есть уже главный состав! — сказал Семцов.
— Вы все — главный состав. Понимайте это. Каждый из вас уже лучший музыкант в Союзе. Только заакрепить надо моё в вас вливание. Вы — лучшие.
[1] Плот — Юрий Лоза — https://rutube.ru/video/873824154512204caae7e5491367e578/?r=plwd
[2] ПЛОТ ( Ю. Лоза) на английском языке — https://vk.com/video-49300555_456240429
Глава 32
Всё воскресенье я посвятил изучению «базиса и надстройки» социалистического общества, сравнению их с капиталистическими, и попыткой их совмещения. Скрестить ужа с ежом никак не получалось. Простыми словами, организация какого-то ни было производства здесь в СССР, по моим прикидкам не имела смысла. Никакая схема из придуманных мной не работала и я подумал:
— Ну и к чёрту! Не стану открывать в СССР завод по производству грампластинок или колбасы. Никого я тут этим не удивлю, не обрадую и ситуацию с дефицитом не изменю. Оно мне надо? Да и возможно ли победить систему в одиночку? Если уж комитет государственной безопасности ничего сделать не может, то я тут кто?
В очередной раз поняв, а таких попыток уже накопилось с сотню, что не в моих силах справиться со скатыванием «бронепоезда» в пропасть, я позвонил «генералу».
— Товарищ генерал, никак не могу определиться с направлением своей деятельности. Нет ли у вас каких-нибудь мыслей по этому поводу? — сказал я, после тога, как мы обменялись приветствиями.
Голос у генерала был сиплым. Вероятно,мой звонок разбудил его. Я посмотрел на настенные часы. Восемнадцать тридцать две…
— Кхе-кхе, — откашлялся генерал. — Вот, не берёт тебя, Пьер. Выкроил минутку, чтобы вздремнуть, а тут ты, со своим звонком. Кхе… Ты в Союзе всего двадцать дней, а надоел мне, хуже горькой редьки. В Британии от тебя было меньше вопросов и хлопот.
Мы могли говорить свободно, так как и у меня, и у генерала на столах стояли кодировщики сигнала, а комната оборудованы постоянно работающими глушилками.
— Чего тебе не ймётся? Ты с жильём своим определился. Что ты как пёс помойный в кабинете ночуешь? Понаедут журналюги зарубежные, а у тебя и жилья нет. Ты смотрел квартиру на Косыгина?
— Смотрел.
— И что?
— Это не серьёзно, товарищ генерал. Жить в трёхэтажном гостевом доме, предназначенном для иностранных правительственных делегаций? Это смешно!
— Это, млять, ты делаешься смешным и нас позоришь, проживая в кабинете директора театра. Ты не понимаешь что ли, что
Генерал перевёл дыхание и снова откашлялся.
— Чтобы сегодня же переехал на Косыгина. Или в крайнем случае на Мосфильмовскую. Но лучше на Косыгина. Там, всё-таки, под нашей охраной особняки.
— И что я там буду делать в двух этажах?
— А что ты в Париже делал? То и там делай. Вечеринки закатывай, выставки свои. Богема к тебе потянется.
— Богема — это цыгане, — напомнил я. — Тогда зачем я здесь студию звукозаписи делаю?
— Как это — зачем? А где ещё? Там себе домашнюю студию сделаешь, в театре будет рабочая. Всё правильно. И ещё. Раз уж позвонил, скажу. Там в университете есть такая Игумнова Зоя Петровна. Это жена Кузнецова, кандидата в члены Политбюро, первого заместителя Председателя Президиума ВС СССР. Она читает лекции по «основам марксизма-ленинизма на географическом факультете. Баба она неплохая, но её закусило, что целый Большой театр, как они называют твою сцену, отдали какому-то рок-клубу. Она курирует 'Клуб географов 'Паганель», куда приглашает каждый месяц представителей МИДа. А раньше в поточной аудитории факультета проходили даже концерты, но их запретили. И вот вы тут со своим роком. Обиделась она, короче. Дама возрастная. Девятьсот третьего года рождения.
— Ух, ты! Семьдесят пять тетке?! И она ещё буянит?
— Осторожнее с ней! — не принял моего тона генерал. — Если придёт, лучше вообще молчи. Хотя вряд ли тебе это удастся. Стой! Что значит «буянит»? Вы встречались?
— Встречались, — ответил, вздохнув я. — На той неделе заглядывала в театр воо время репетиции. Спасибо, что предупредили, но, полагаю, уже поздно. Я её уже послал.
— Куда послал?! — испугался генерал.
— Куда? В Московский горком партии и в Совет министров.
— И что она сказала?
— Сказала, что пойдёт и туда, и туда. А что мне ещё оставалось, если она верещала, как бензопила «Дружба» и никак не хотела уходить? Грозилась костьми лечь. Вспоминала, как закрывала предыдущих театралов.
— Странно. Там же у них на двадцать первом этаже многие выступали: Высоцкий в этом году, группа «Цветы» в начале семидесятых,
— Так она, наверное и закрывала, чтобы самой перебраться, а тут мы…
— Ладно. Что сделано, то сделано. Сегодня же чтобы ночевал в отведённом тебе доме. А то не дай бог ещё она тебя с девками в кабинете застанет, беда будет.
Моё лицо запунцовело.
— Какие девки, товарищ генерал? Французо туристо! Облико морале!
— Всё-всё! Знаю я твоё облико, предпочитающее двух блондинок, вместо одной. И это… Не сегодня — завтра к тебе люди приходить станут и узнают, что ты живёшь, как несчастный Буратино. Не позорься и нас не позорь. Уже сейчас за тобой наши папараци пытаются охотиться. А после фестиваля и подавно. Привыкай, обживайся.
— Здесь я ещё ни с одной. Ей Богу! Уже уши в трубочку сворачиваются.
— Вот и я о том же. А потому перебирайся в отдельное жилище.