Джульетта
Шрифт:
Когда бандиты, наконец, остановились, я давно перестала ориентироваться. По моим расчетам, мы находились, по меньшей мере, в пятидесяти футах ниже поверхности, но я не была уверена, что мы по-прежнему под Санта-Марией делла Скала. Дрожа от холода, я по очереди поднимала заледеневшие ступни и грела их об икры, чтобы кровь действительно не застыла там в жилах.
– Джулс, - вдруг сказала Дженис, прерывая мою гимнастику.
– Пошли!
Я так и ожидала, что кто-нибудь сейчас врежет нам по затылкам, чтобы заставить замолчать, но вместо этого
– Е ora, ragazze?
– сказал Кокко, светя нам в лицо белым светом со своего лба.
– Что он сказал?
– прошипела Дженис, отворачиваясь от луча.
– Что-то о своей подружке, - буркнула я себе под нос, вовсе не радуясь, что узнала слово.
– Он сказал: «А теперь что, леди?» - вмешался Умберто.
– Это комната святой Екатерины, куда идти отсюда?
Только тут мы заметили, что гриф-индейка светит фонарем через решетчатую дверь, освещая маленькую монастырскую келью с узкой кроватью и алтарем. Кровать занимала статуя лежащей женщины - видимо, святой Екатерины, а стена над ней была расписана золотыми звездами по нежно-голубому фону.
– Ух, ты, - выдохнула Дженис, тоже охваченная благоговейным страхом при мысли, что мы находимся на месте, упомянутом в маминой шараде.
– «Сыщи железный лом».
– Что теперь?
– Умберто явно старался показать Кокко свою полезность.
Мы с Дженис встревоженно переглянулись: и у нее, и у меня в голове вертелась лишь веселая концовка: «Ну же, в пляс, девицы!»
– Подождите, - сказала я, вспомнив еще отрывок.
– Там еще было «Прочь от меня» и «крест».
– Крест?
– удивился Умберто.
– La croce…
Мы одновременно приникли к зарешеченной двери, а когда Кокко отпихнул нас в сторону, чтобы взглянуть лично, Дженис энергично закивала, стараясь показать носом:
– Вон же он, вон он! Под алтарем!
Под алтарем действительно лежала большая мраморная плита с черным крестом, вроде надмогильной. Не теряя ни минуты, Кокко отступил на шаг, направил автомат на висячий замок на решетчатой двери и, не дав никому отойти или зажать уши, разрядил, по-моему, весь магазин в оглушительной очереди, от которой дверь даже соскочила с петель.
– Господи!
– закричала Дженис, сморщившись отболи.
– У меня барабанные перепонки лопнули! Этот дебил чокнулся!
Без единого слова Кокко резко обернулся и схватил ее за горло, стиснув так, что она чуть не задохнулась. Все произошло так быстро, что я не успела толком понять, что случилось, а он уже отпустил ее. Сестра упала на колени, хватая воздух ртом.
– Джен!
– закричала я, опускаясь рядом.
– Что с тобой?
За секунду она набрала воздуха для ответа и прерывисто сказала, моргая, чтобы прогнать черноту перед глазами:
– Надо взять на заметку - этот очаровашка понимает по-английски.
Через несколько секунд бандиты сгрудились у алтаря с ломами и дрелями, и когда плита, наконец, ослабела и
Когда три дня назад мы с Дженис вылезали из коллектора на Кампо, то поклялись больше не соваться в Боттини. Но спелеология, похоже, должна была стать нашим хобби: теперь мы пробирались по проходу размером чуть больше оставленной дождевым червем дыры, почти в полной темноте и без клочка манящего голубого неба в конце.
Перед тем как столкнуть нас в дыру, Кокко снял наручники - не по доброте душевной, а потому, что иначе мы не смогли бы передвигаться. К счастью, он верил, что мы и дальше пригодимся ему в поисках могилы Ромео и Джульетты. Кокко не догадывался, что крест под алтарем святой Екатерины был последней подсказкой в маминой шараде.
Продвигаясь дюйм за дюймом за Дженис, видя лишь ее джинсы и изредка свет какого-нибудь фонарика, отражавшийся от неровных стен туннеля, я очень жалела, что я не в джинсах. Длинная юбка путалась в ногах и мешала ползти, а тонкий бархат совершенно не защищал сбитые колени от жесткого песчаника. Правда, я так замерзла, что почти не чувствовала боли.
Добравшись, наконец, до конца туннеля, я не меньше гангстеров обрадовалась, что ни валун, ни гора щебня не преграждают выход и не придется ползти назад. Туннель привел нас в довольно большую пещеру - около двадцати футов шириной и высотой чуть больше роста человека.
– Е ога?
– спросил Кокко, как только мы с Дженис поднялись на ноги. На этот раз перевода Умберто не понадобилось. Действительно, а теперь что?
– О нет!
– прошептала Дженис так, чтобы слышала только я.
– Здесь тупик!
За нами из дыры постепенно вылезли все бандиты и брат Лоренцо, которому помогли гриф-индейка и какой-то тип с понитейлом, словно он был новорожденным принцем, а они - королевскими акушерками. Кто-то милосердно снял повязку с глаз старого монаха, перед тем как пихнуть его в туннель, и теперь старик с интересом шагнул вперед, широко раскрыв глаза, словно совершенно забыв, какие зловещие обстоятельства привели его сюда.
– Что будем делать?
– прошипела Дженис, стараясь поймать взгляд Умберто, но тот был занят отряхиванием брюк и не уловил возникшего напряжения.
– Как сказать «тупик» по-итальянски?
К счастью, Дженис ошибалась. Приглядевшись, я увидела, что из пещеры по меньшей мере еще два выхода. Один в потолке - длинная темная шахта, закрытая наверху, судя по всему, бетонным блоком. Даже с помощью лестницы через нее невозможно было выбраться. Больше всего она походила на средневековый мусоропровод; это впечатление подтверждал второй выход из пещеры, расположенный прямо под первым. По крайней мере, я предполагала, что под ржавым металлическим листом, покрытым пылью и щебнем, должно быть соответствующее отверстие. Будь оба отверстия открыты, брошенный сверху предмет пролетел бы через пещеру, нигде не задержавшись.