Джулия. Сияние жизни
Шрифт:
– Пожалуйста, позвольте мне уйти, – взмолился Джорджо. – Я ничего плохого не сделал.
Во дворе рвалась с цепи собака, захлебываясь злобным лаем. Джорджо заметил ее еще раньше, когда пробирался сюда. Убежав от отца, он долго блуждал по каким-то проселкам, пока не увидел вдалеке одиноко стоящий крестьянский дом. Решив, что в доме никого нет, он вошел во двор, где рядом с трактором стояла повозка, а вокруг гуляли куры. Неожиданно залаяла собака, и Джорджо спрятался за трактор. Из дома вышла женщина. Она огляделась по сторонам и, не заметив ничего подозрительного, прикрикнула на собаку. Когда она
Сейчас, внезапно разбуженный, он не понимал, ни где находится, ни который сейчас час. За дверью было темно, но сообразить, утро на дворе или вечер, Джорджо спросонья не мог.
– Пожалуйста, позвольте мне уйти, – сделал он новую попытку. – Даю слово, я не преступник.
Крестьянин посмотрел на подростка недоверчиво: грязный, измученный, глаза бегают… такой за дозу зелья и родную мать прирежет! Тем не менее он нехотя посторонился, освобождая небольшой проход, и Джорджо, осторожно протиснувшись между ним и дверным косяком, бросился в темноту навстречу свободе. Вслед ему неслись грубые проклятия и злобный собачий лай.
Джорджо бежал не разбирая дороги, спотыкаясь о замерзшие комья земли и дрожа всем телом от холода и страха. Встреча с полицией приводила его в ужас, он до сих пор не мог забыть, как два карабинера накинулись тогда на него в Милане и нашли в кармане дозу гашиша. Возвращение домой к матери пугало его не меньше: еще один разговор по душам он просто не выдержит. Почему так всегда бывает, если уж попадешь в черную полосу, то ей ни конца, ни края не видно?
Наконец вдалеке он увидел движущиеся огни, значит, там шоссе, можно будет спросить у кого-нибудь, где он находится. Джорджо бежал из последних сил, задыхаясь и кашляя. Болела грудь – результат курения сигарет и гашиша. Вдруг он оступился, не заметив в темноте небольшой канавки, и упал.
Сначала Джорджо не почувствовал боли, но, когда попытался подняться, понял, что наступить на ногу не может. Беспомощный и несчастный, один в темном холодном поле, Джорджо решил, что наступил его конец. Упав лицом вниз на ледяную землю, он заплакал.
Через некоторое время Джорджо взял себя в руки и, призывая на помощь мать, собрав остатки воли, смог кое-как подняться на ноги. Надо было во что бы то ни стало добраться до шоссе.
Хромая, он вышел на обочину и стал голосовать, но машины проносились мимо, даже не притормозив.
– Остановись же, умоляю! – в отчаянии кричал Джорджо, размазывая по грязному лицу слезы.
Наконец один грузовик остановился. Водитель, высунувшись в окошко, несколько секунд разглядывал его в свете фар.
– Похоже, сегодня не самый удачный день в твоей жизни, парень, – предположил он.
– Верно, – ответил Джорджо, с мольбой глядя на водителя, показавшегося ему человеком симпатичным.
– Видок у тебя еще тот. Куда тебе надо?
– В Милан, – несмело ответил Джорджо.
– Залезай! – Водитель открыл правую дверцу.
Поврежденная нога не слушалась, каждое движение доставляло нестерпимую боль. После нескольких неудачных попыток подняться по высоким ступенькам Джорджо сдался.
– Нет, не могу, – признался он.
Шофер протянул руку и втащил его в теплую кабину. Усевшись, Джорджо расшнуровал кроссовку на больной ноге и увидел, что нога распухла и почернела.
– Может, у тебя перелом, – предположил водитель. – Куда это ты так спешил? Из дома, что ли, сбежал?
– Да, – признался Джорджо.
Спокойный голос водителя располагал к доверию.
– Что же у тебя за проблемы?
– Всякие, – неопределенно ответил Джорджо.
– Из тебя и слова не вытянешь.
Некоторое время они ехали молча.
– Где мы сейчас? – спросил Джорджо.
– Недалеко от Модены. Часа через два будем в Милане. Ты хоть знаешь, куда едешь?
Нет, Джорджо этого не знал. Он хотел есть, пить, спать, хотел, чтобы перестала болеть нога, чтобы рядом оказалась мама, но какая-то неведомая сила удерживала его от возвращения домой. Он так ясно представил себе лицо матери, аромат ее духов, ее уверенный ясный голос, что почувствовал приступ злобы. Испытывая к ней бесконечную любовь и нежность, он одновременно чувствовал, что она подавляет его, повергает в отчаяние, лишает уверенности в жизни.
Можно было бы отправиться к Амбре или попросить пристанища у тети Изабеллы или у дяди Бенни, но Джорджо стыдно было посвящать их в свои неприятности. С одной стороны, ему было наплевать, что они о нем подумают, но, будучи болезненно самолюбивым, он не хотел, чтобы его поучали, воспитывали или, что еще ужаснее, – жалели.
– В Модене жил мой родственник Убальдо Милкович, – вдруг сказал Джорджо. – Мне он приходится прадедушкой. Он воевал с нацистами, партизанил в горах. У него здесь дом, только теперь в нем никто не живет.
– Отвезти тебя туда? – спросил шофер.
– Нет, все-таки я поеду в Милан.
– Решил вернуться домой?
Джорджо кивнул, хотя не принял еще окончательного решения. Водитель молча протянул ему термос и пластиковый стаканчик. Налив себе сладкого горячего кофе, мальчик с наслаждением сделал глоток.
– Когда ты последний раз ел?
– Не помню, – признался Джорджо.
Шофер протянул ему бутерброд с ветчиной.
– Почему вы так добры ко мне? – смутился Джорджо.
– Моей дочери сейчас было бы столько же, сколько тебе, – начал рассказывать шофер. – Она была красавица и такая смешливая… Потом ее мать ушла от меня к другому, бросила нас, а у меня, сам видишь, работа такая, что я сутками не бываю дома. Вот она и попала в плохую компанию. Ее нашли в туалете одного бара, она умерла, даже шприц из руки вынуть не успела. Когда я увидел ее на кафельном полу, она была все такая же красивая, только больше не улыбалась. Ее Кьярой звали. – И мужчина надолго замолчал.
У Джорджо мороз прошел по коже.
– Я не колюсь, – нарушил он тягостную тишину, наступившую в кабине.
Водитель кивнул в знак того, что верит ему.
– Я везу груз во Францию, – объяснил он мальчику. – Как ты доберешься до окружной автострады с такой ногой?
– Попрошу кого-нибудь меня подвезти.
– А деньги у тебя есть?
– Отец все отобрал, до последней лиры, – с обидой сказал Джорджо, – и даже сигарет не оставил.
– Правильно сделал, – с уверенностью заметил шофер. – Деньги до добра не доводят и сигареты тоже. Может, будь я с дочерью построже, она была бы сейчас жива.