Эдинбургская темница
Шрифт:
– Нет, это правда, – сказал Сэдлтри, – он хотел заодно дать пинка и герцогу Аргайлу.
– Как? ! Самому герцогу? ! – воскликнули все слушатели тоном крайнего изумления.
– Хотел-то хотел, да только кровь Мак-Каллумора этого не стерпела бы. Герцог мог ведь и шпагу пустить в ход.
– Это добрый шотландец; он всегда за нас стоит, – подхватили слушатели.
– Да, он верен и королю и своему отечеству, – продолжал Сэдлтри. – Я бы вам показал кое-что, но для этого попрошу пройти ко мне. О таких делах лучше беседовать inter parietes note 70 .
Note70
в
Проведя соседей в свою мастерскую, он выпроводил подмастерья и, отперев конторку, с важным видом достал оттуда измятый и грязный печатный листок.
– Вот тут у меня новинка, – сказал он, – которая навряд ли есть еще у кого-нибудь во всем городе. Это речь герцога насчет дела Портеуса – только что отпечатана. Сейчас услышите, что говорит о себе Красный Иан note 71 . Мне ее прислали из Лондона. И ведь где продавалась? На дворцовом дворе, под самым носом у короля, куда уж дальше! Кстати, приславший просит возобновить ему какой-то там вексель. Ты уж позаботься, миссис Сэдлтри.
Note71
Красный Иан Воитель – под этим именем известен в горной Шотландии Джон герцог Аргайл и Гринвич; Мак-Каллумор – его титул и имя его клана (Прим. автора.)
Достойная миссис Сэдлтри так сокрушалась о своей несчастной помощнице, что вначале не слушала мужа и не перебивала его. Однако слова «вексель» и «возобновить» заставили ее встрепенуться; она выхватила у мужа письмо, которое тот протягивал ей, вытерла глаза, надела очки и сквозь набегавшие под очками слезы стала разбирать деловую часть письма; муж ее между тем с большой торжественностью принялся читать выдержки из обращения герцога:
– «Я не министр, никогда им не был и никогда не буду. В свое время я мог им стать, если бы ощущал к этому призвание. Но я благодарю создателя, что он не попустил меня расточить отпущенные мне скромные способности на возню с бумагами и тому подобные бесполезные занятия. С тех пор как я возмужал (а для меня эта пора наступила раньше, чем для многих), я служил моему государю мечом, словом и тем влиянием, какое имею у себя на родине. Мне случалось занимать высокие должности и терять их; но если бы завтра меня лишили и остальных – а я их все честно старался заслужить, – я по-прежнему остался бы верен моему государю до последней пяди родовой земли и до последней капли крови…»
Тут миссис Сэдлтри прервала чтеца:
– Что ж ты со мной делаешь, Сэдлтри? Ты тут себе читаешь про герцога, а этот твой Мартингейл собирается обанкротиться – и пропали тогда наши шестьдесят фунтов! Кто за него платить-то будет – герцог? Так герцог и по своим счетам еще не уплатил с тех пор, как в последний раз был в Ройстоне. Тут за ним набралось до тысячи шотландских фунтов. Конечно, он человек справедливый, я разве что говорю? И деньги его верные, – а только мне сейчас не до герцогов. У нас тут наверху бедная Джини с отцом – не знаю, как с ними быть. А ты еще парнишку оторвал от дела и куда-то услал. Что ему делать на улице? Баловаться с бездельниками? .. Сидите, соседи, я вас не гоню. Я одного боюсь: чтобы мой муженек совсем не спятил со всеми этими судами, да палатами, верхними и нижними, здешними и лондонскими.
Соседи слишком хорошо знали приличия, чтобы воспользоваться приглашением, сделанным нехотя и вскользь; они поспешили проститься; при этом Сэдлтри шепнул Пламдамасу, что придет к Мак-Кроски (уже упоминавшаяся нами
Освободившись от докучных посетителей и вернув мальчишку-подмастерья к его обязанностям, миссис Сэдлтри прошла к своим несчастным родичам, Дэвиду Динсу и его старшей дочери, которые нашли приют у нее в доме.
ГЛАВА XXV
Изабелла
Ах, если б я имела только средства
Ему помочь!
Люцио
Вам надо попытаться.
«Мера за меру» note 72
Когда миссис Сэдлтри вошла в комнату, где несчастные укрыли свое горе, окно было занавешено. Длительный обморок старика сопровождался такой слабостью, что его пришлось уложить в постель. Занавеси кровати были задернуты. У изголовья неподвижно сидела Джини. Миссис Сэдлтри была женщина добродушная, но не отличалась тонкостью чувств. Она открыла окно, раздвинула занавеси и, взяв своего родственника за руку, стала убеждать его ободриться и сносить свое горе, как подобает достойному человеку и христианину. Но едва она отпустила его руку, как та безжизненно упала, и в ответ на ее увещевания старик не смог произнести ни слова.
Note72
Перевод Ф.Миллера.
– Все кончено? – спросила Джини, бледная, как смерть. – Неужели не осталось никакой надежды?
– Как видно, нет, – сказала миссис Сэдлтри. – Так и судья сказал, я своими ушами слышала. Ишь сколько их собралось – и в красных мантиях и в черных – и все для того, чтобы засудить насмерть одну глупую девчонку! Никогда мне не нравились законники, с которыми так носится мой муженек, а теперь и подавно. Одно только умное слово я и слышала сегодня: мистер Джон Кэрк из Кэрк-Ноу сказал, что надо просить для нее помилования у короля. Да ведь им не втолкуешь. Они и слушать не стали.
– А разве может король ее помиловать? – спросила Джини. – Я слыхала, будто он не может миловать… таких, как она.
– Еще как может! Стоит ему захотеть. Ведь помиловали же молодого Синглвуда, который заколол лэрда Балленклю. Или капитана Хакума, англичанина, а ведь он убил мужа лэди Колгрейн; или наследника Сент-Клер, что застрелил обоих Шоу; да мало ли еще кого… Это, правда, были все дворяне и имели своих людей при дворе. Ну, а Джок Портеус – ему тоже вышло помилование. Видишь? Бывает, что и милуют.
– Верно; а я про это и забыла. Портеус… – сказала Джини. – Вот ведь стала беспамятная! Прощайте, миссис Сэдлтри. Воздай вам бог за вашу доброту.
– Ты бы лучше побыла с отцом, Джини, – сказала миссис Сэдлтри.
– Сейчас я нужнее там, – Джини указала на Толбут. – И лучше мне уйти сейчас, а то не хватит сил с ним расстаться. За жизнь его я не боюсь, сердце у него железное, это я по себе знаю. – И она положила руку себе на грудь. – Ведь и у меня такое же.
– Если хочешь, пусть он побудет у нас и отдохнет; это лучше, чем возвращаться в Сент-Леонард.
– Лучше, гораздо лучше, спасибо вам! Вы уж не отпускайте его, пока я не дам знать, – сказала Джини.
– Да ведь ты скоро вернешься, – сказала миссис Сэдлтри. – В тюрьму надолго не пускают.
– Я оттуда пойду домой – дел много, а времени в обрез. Надо повидать еще кое-кого… Благослови вас Бог! Не оставьте моего отца.
Она была уже у двери, но внезапно вернулась и стала на колени у постели.
– Отец! Благослови меня, я без этого не смею идти. Скажи: благослови тебя Бог на твое предприятие, Джини.