Единое правление
Шрифт:
Они должны испытывать этот страх передо мной, потому что я приду за каждым из них. Они меня подставили. Они хотели, чтобы я ввязался в их схему секс-торговли, зная, что я буду один. Зная, что я не откажусь прекратить это дерьмо. Они хотели убить меня до того, как Донателло узнает о своем отцовстве. Как, бл*дь, они узнали правду, я так и не понял. Может, Холли права. Может, мне действительно нужно поговорить с матерью.
— Я ни хрена не собираюсь с этим делать. А вот что я сделаю, так это заберу свою жену и отвезу ее домой.
— Ах да, об этом. Холли в своей квартире. Хелена
— Какого хрена она там делает?
— Понятия не имею, но Хелена просила предупредить тебя. Она не в лучшем настроении.
— Ничего удивительного. Я, бл*дь, бросил ее в кафе в халате, чтобы вернуться спасать твою задницу.
— И я уверен, что когда ты скажешь ей об этом, она тебя простит. Она любит меня. Она будет рада, что ты подоспел вовремя и не дал моим мозгам разлететься по всей кухне. — Он хрипит, когда мой кулак ударяет его в плечо. — Ай, какого хрена это было?
— Моя жена тебя ни хрена не любит, осел, — рычу я.
— Да, любит. Знаешь, кого она еще любила? Сонни, и у нее даже не было возможности попрощаться с ним.
— Похороны запланированы на ближайшую субботу. Потребовалось некоторое время, чтобы договориться о перевозке его тела.
— Я знаю. А она знает?
Я бросаю взгляд на своего лучшего друга. Почему он так беспокоится о моей жене? Я знаю, что должен быть благодарен, но к черту его. Я не утруждаю себя ответом на его вопрос.
— Просто отвези меня в ее квартиру.
Я стучу в дверь. Внутри тихо. Посмотрев на часы, я вижу, что уже немного больше одиннадцати. Черт, она будет в бешенстве. Я улыбаюсь перспективе вытрахать из нее всю злость.
— Может, она спит. Разве у тебя нет ключа?
— Думаешь, я бы стоял здесь, если бы у меня был гребаный ключ? — рычу я. Я киваю на четверых мужчин, стоящих спиной к стене. — Она все еще там? — спрашиваю я их. Я оставил их у кафе Хелены еще до того, как вернулся в дом на помощь Нео.
— Не уходила, — говорит один из них. Я поворачиваюсь, собираясь выбить эту чертову дверь, но тут она распахивается, и на меня смотрит Хелена с сердитым видом, сложа руки.
— Давно пора, черт, — рычу я.
Я прохожу мимо нее и замираю на месте. Там, на диване, сидит Анжелика, мать ее, Донателло. Черт возьми. Я не знаю, как воспринимать то, что у меня перед глазами. Я встречал ее много лет назад, когда мы были детьми. И я видел ее фотографии в таблоидах. Но сейчас, глядя на нее, я понимаю, что она моя гребаная сестра. Единокровная сестра. Какого хрена она здесь делает? Я снова поворачиваюсь к Хелене. — Где Холли?
— В спальне. Но, Тео, ты должен знать…
Я не дослушиваю до конца, когда тихо закрываю за собой дверь спальни. В ванной горит свет, освещая пространство мягким сиянием. Я иду и наклоняюсь над кроватью, убирая волосы Холли с ее лица. Я сглатываю, приготовившись к тому, что она, скорее всего, выплеснет на меня весь свой гнев. И вполне заслуженно. Я, бл*дь, бросил ее одну, едва одетую. Конечно, я оставил ее под защитой, но она об этом не знает. Она
— Dolcezza, проснись, — мягко говорю я, касаясь легкими поцелуями ее пухлых губ. Ее глаза распахиваются, как будто она не спала. Ждала. Снова ждала меня. Даже в тусклом свете я вижу, как покраснели и опухли ее глаза. Она снова плакала. — Черт, Холли, мне жаль. Мне чертовски жаль.
Она прикладывает пальцы к губам и оглядывается, поднимаясь с кровати. И тут я замечаю, что она не одна. Какого черта? Рядом с ней ребенок.
— Не буди ее. Выйди немедленно! — резко шепчет Холли.
Я встаю и смотрю на маленькую девочку, спящую под одеялом. Что-то в моем сердце сжимается при виде ее. То ли потому, что вид Холли с ребенком чертовски трогателен, то ли потому, что я знаю, что ребенок — моя племянница? Внучка Донателло. Это та самая девочка, которую этот чертов ублюдок Джованни собирался украсть прямо у них из-под носа. Если что, недели, проведенные в Италии, не были пустой тратой времени. По крайней мере, я благодарен за то, что получил информацию об этом поганом плане и смог предотвратить похищение. Я позволяю Холли вытолкнуть меня за дверь спальни; она осторожно закрывает ее за собой.
— Какого черта, Ти? Какое право, по-твоему, ты имеешь врываться сюда посреди чертовой ночи? — шипит она, направляясь на кухню.
— Какое право? — Я поднимаю брови и иду за ней. — Ты моя гребаная жена. Вот какое у меня право.
— Твоя жена? Точно. Ну, как твоя жена, я бы хотела — как минимум — знать, где ты был весь день, это было бы вежливо. Или как насчет этого — не оставлять меня одну в чертовой кофейне в одном халате.
— Я сказал Хелене, чтобы ты меня подождала. И я вернулся за тобой, Dolcezza. — Я сохраняю спокойный голос — ну, настолько спокойный, насколько могу. Я ничего не могу поделать с тем, что ее гнев меня заводит. Я поворачиваюсь, чтобы взглянуть на Хелену. У нее было всего одно гребаное поручение.
— Не смотри на нее. Это не ее вина, — огрызается Холли. — И почему вы двое не разбудили меня? Мы должны были пить вместе. — Она указывает на кофейный столик, где стоят две бутылки Patron. Одна пустая, другая наполовину полная.
— Ну, ты выглядела таким умиротворенной. А ты не осилила даже одну, — отвечает Хелена, а Анжелика просто переводит глаза между мной и Холли.
К черту все это… Здесь слишком много людей. Мне нужно поговорить с моей женой наедине. Я не собираюсь вести этот разговор на глазах у публики.
— Dolcezza, собирай свои вещи. Мы едем домой. — Я уже получал тонну ледяных смертельных взглядов. Но ни один из них не пронзил меня так сильно, как тот, которым Холли одарила меня сейчас.
— И где именно находится дом, Ти? В твоем пентхаусе, где убили двух человек и оставили их гнить в нашей постели? В доме, который обстреляли сегодня утром? Скажи мне, где находится дом, потому что я начинаю путаться. — Она складывает руки на груди, и мой взгляд тут же устремляется к ее декольте.
Эта ночь должна была пройти не так. Я планировал заставить ее кончить так сильно, чтобы она забыла, что вообще на меня злилась. Но я не могу этого сделать, когда все эти гребаные люди наблюдают за нами.