Единственная для принца. Книга 3
Шрифт:
Варген-Фойга, не скрывая торжества, улыбался. Второй принц, Вретенс-Андра, казался всё таким же невозмутимым и отстранённым, с непроницаемым лицом рассматривал пол тронного зала у ног Зиада. И всё так же не поднимал глаз на посла Оландезии, которого сейчас, как по всему выходило, приговорили к бессрочному заключению. И хорошо, если заключение это будет домашним арестом, что безусловно, не самое приятное. Но исключить заточения в каком-нибудь подземелье на неопределённый срок тоже не стоило. Раду, которую уже и нечистой назвали, Бенестария отдавать не станет, это было понятно. Потому
В груди тонко звенело предчувствие боя, и сжав волю в кулак, господин посол ответил:
– Не принимаю воли королевской! И женщину эту прошу себе!
Все замерли и будто перестали дышать - чужестранцу не полагалось знать такого. Зиад отметил, что старший принц перестал улыбаться, а второй поднял на него взгляд. Но всё внимание посла было направлено на короля, который откинул голову к спинке кресла и задрал подбородок, хмуро и молча разглядывая человека, что посмел не принять его волю, смотрел на него сверху вниз и всё сильнее кривил губы.
В рядах немногочисленных придворных, или может, это были советники или министры, послышался лёгкий шум - они переглядывались, пытаясь увидеть ответ на непрозвучавший вопрос: как?
Как чужак узнал о своём праве?
– Отец, позволь?
– обернулся старший к королю.
Тот хмуро кивнул, не отрывая изучающего взгляда от посла. И Варген, названный при рождении Фойга, сделал шаг к послу.
– Да знаешь ли ты, чужак, о чем просишь?
В вопросе слышалась насмешка, издёвка и вызов. Зиад не мог не подыграть «страшному и великому» принцу.
– Н-наверное, - сказал осторожно, запнувшись на первом слоге, и чуть подался корпусом назад, вроде и невольно, вроде и от страха.
Бросил взгляд на Вретенса, второго принца. Он тоже изучал Зиада. Только его чувства читались лишь на уровне эмоций, потому что лицо не выдавало ничего. Наконец внутри принца взметнулось то тихое, спокойное море, обнажая недоумение, тревогу. Что-то ещё? Пожалуй, любопытство и... сочувствие?
Вот и отлично. Значит, Рада была права.
– Ты, чужак, хочешь получить нечистую принцессу, убийцу, предавшую свою страну и короля-родителя?
– старший принц кружил вокруг неподвижного посла, словно хищник вокруг добычи.
Зиад опустил глаза. Но вот голову опускать не стал. И плечи держал расправленными. Закусил губу, а потом бросил короткий опасливый взгляд на старшего принца и тихо сказал:
– Да.
– И выйдешь на поединок?
– издёвка стала явной и жгучей, глубоко посаженные глаза горели бешеной жаждой крови, а в эмоциях принца пахнуло такой волной яростного восторга и чего-то удушающе чёрного, что Зиад покачнулся, но всё же ответил:
– Д-да.
И продолжая кусать нижнюю губу, исподлобья глядя на Варгена, названного при рождении Фойга.
Тот рассмеялся, физически выпуская чёрные и вязкие, как расплавленная смола, и такие же душные эмоции наружу. Зиад усилием воли закрылся от этого отвратительного и сковывающего потока. И потому следующий вопрос принца воспринял вполне трезво:
– Тогда выберем оружие. На мечах!
Варген подошел,
Чтобы уйти от давления, но не потерять лица, посол сдала в сторону два шага и обратился к королю с поклоном:
– Ваше величие, позвольте принять бой.
За правила и церемонии, которые необходимо было соблюсти, чтобы бой имел силу договора, нужно было сказать спасибо Раде. Как она смогла всё так подробно вспомнить и изложить, Зиад не мог себе представить, но произнося сейчас эту формулу, понял, что без этих знаний попал бы в переплёт. По тому, как сжались на подлокотниках пальцы короля, как потяжелел его и без того неласковый взгляд, молодой князь Марун понял, что идёт по верному пути - не ожидали тут от него такого. А значит, время решительных действий пришло.
– Прошу в свидетели боя вашего шамана и кого-то с моей стороны, - Зиад сделал вид, что задумался.
– Да, конечно! Прошу пригласить маркизу Инвиато.
И глянул на багровеющее лицо принца Варгена, названного при рождении Фойга.
– Хох!
– резко бросил он, ощерив зубы.
– Не место женщине на поединке!
– Согласен, - тяжело проронил король, сверля взглядом посла.
Зиад беспокоился сейчас не о свидетелях, он лишь хотел, чтобы к тому моменту, как он выиграет, Перла была рядом. А то, что он выиграет, сомневаться себе не позволял. И потому надавил:
– Разве это не моё право, право чужестранца, требовать себе свидетеля? Что скажет об этом шаман?
Двое этих типов в бесформенных расшитых балахонах как раз заходили в тронный зал и, ни на кого не глядя, бесшумными тенями проскользнули к трону, опустились на корточки рядом с ним. Взгляды их мазнули по Зиаду, но не остановились, а упёрлись куда-то в пространство.
Король молчал, а старший принц, проводил глазами шаманов, чуть сбавил тон и сказал:
– Как хочешь, чужак.
Рада писала в своей записке, что шаманы, эти сухие и отрешенные старики, которые тихо появлялись и исчезали, будто сами по себе, имели огромное влияние не только на короля, но и на всю жизнь страны. Они были хранителями традиций и гарантами честности сделок, поединков, договоров. Святыми они не были - это благодаря им у короля было представление о своей великой роли в истории - восстановить величие Оландезии, вернуть её влияние и могущество. И это благодаря им Зиад не знал и не догадывался о традициях и правилах боёв, даже о самом этом способе не знал - по указке шаманов Оландезия отгородилась от всего мира, закрылась, не пуская к себе чужаков.
Вот и правила этих боёв шли из глубины веков, когда морской разбойник, покоритель Северного моря, мог забрать себе что-то из добычи другого, доказав, что он сильнее и, значит, имеет право.
Понятно, что за многие века традиция потеряла своё первоначальное значение сражения за добычу. Теперь это был лишь способ рассудить спор, но бой до победы, до повержения врага - остался прежним. И в этом бою поручителем, следящим за честностью боя, за соблюдением правил, были и оставались шаманы.