Единственная слабость

Iriri

Но рука, легшая ей на плечо, живая и теплая, и Эл неосознанно накрывает покрытую едва заметными следами от ожогов ладонь своей. И не может отвести взгляда от тёмных глаз, сейчас смотрящих на неё с изрядной дозой лукавства.

— Бей…

— Разве я не говорил, что никогда тебя не оставлю?

Чётких мыслей в голове не остаётся, и она не помнит себя, поддаваясь порыву, буквально бросаясь ему на шею, обхватывая его лицо ладонями, прижимаясь, целуя, лишь бы убедиться,

что он здесь, рядом, и это не игра сознания, и он никуда не исчезнет. По щекам катятся горячие слёзы, но Эл не придаёт им значения, её сейчас ничто не волнует. И неважно, как глупо и жалко она сейчас выглядит.

— Как? Как ты выжил, Бей? — шепчет она, уткнувшись лицом ему в плечо, когда истерика проходит и возвращается какая-никакая, а трезвость мыслей, не замутненная внезапно свалившимся незаслуженным счастьем. — Ведь Кира убил тебя…

— Как я выжил? — хмыкает Бёздей, поудобнее устраивая её у себя на коленях. — А это, Эл, загадка для тебя. Раз уж моя прошлая пришлась тебе не по душе.

Эти слова вновь доводят её до истерических похихикиваний, и Эл кивает, принимая условия.

— Кстати говоря, с восторгом наблюдал, что в моё отсутствие ты стала законченной злодейкой, — говорит Бейонд. — Не просто поймала Киру, так ещё и казнила собственноручно. Личная месть, она такая.

— Где ты раньше был, Бей? Дай ты мне знать, что жив, и, кто знает, может, нам довелось бы искать Киру вместе. И я бы не стала прикладывать столько сил, чтобы разобраться с этим делом поскорее. Между прочим, оно обещало быть безумно интересным!

Они так и сидят на диване, не разжимая объятий, тихо переговариваясь, наслаждаясь почти забытым умиротворением и обществом друг друга.

— Ты ведь не станешь сейчас говорить, что моё присутствие здесь неуместно, и пытаться выставить меня, Эл? — чуть отстранив её от себя, неожиданно серьёзно спрашивает Бейонд, зная, что ей может прийти в голову всё, что угодно.

— А что, в этом случае ты намерен пронзительно визжать и вырываться? — сдавленно хмыкает она, представляя подобную картину, а потом в её глазах появляется что-то, что заставляет Бёздея поменяться в лице, растянув губы в предвкушающей улыбке, отдающей нотками безумия. — Расслабься, я не собираюсь тебя прогонять. Можешь считать, что присутствуешь при историческом событии, но я признаю, что моё решение расстаться было крайне неудачным и заранее обречённым на провал.

По-прежнему сидя у него на коленях, она устремляет взгляд за его плечо и смотрит на Ватари, стоящего в дверном проёме и наблюдающего сию сцену с тёплой отеческой улыбкой. И чувствует, как становится легче на сердце, словно с него сваливается тяжеленный валун, который

она всё это время зачем-то носила.

— Ватари, принеси, пожалуйста то, что я просила тебя подготовить на тот случай, если этот сумасшедший тип, — кивок на Бёздея, — сбежав из тюрьмы, придёт сюда и откажется уходить. Ты ведь не станешь отрицать, что заслуживаешь наказания, верно? — вновь поворачивается она к Бейонду, когда Ватари, многозначительно кивнув, удаляется.

Возвращается он, впрочем, довольно скоро — и минуты не проходит, как он вновь появляется в комнате, озвучивая своё присутствие подозрительным металлическим бряканьем. Бейонд, почуяв неладное, оборачивается как раз в тот момент, чтобы увидеть, как с характерными щелчками захлопываются наручники, и его левая рука оказывается прикованной к правой руке Эл. А сама она выглядит такой довольной, словно кошка, объевшаяся хозяйской сметаны.

— Ты по-прежнему под арестом, Бей. И, чтобы искупить свою вину перед обществом, будешь помогать мне двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю. Такое наказание тебя устроит?

— Всегда знал, что по части эксцентричных решений тебя никто не переплюнет, — усмехается он, кажется, не имея ни малейших возражений.

Тишину, нарушаемую лишь тихим звоном цепи, разрезает писк стоящего на полу компьютера, оповещающий о получении нового сообщения.

— Ну, что, как в старые добрые времена, Бей? — улыбается Эл, нехотя сползая с его коленей.

— Надеюсь, ты запаслась джемом, Эл.

***

Наручники неприятно натирают запястье, и Эл вынуждена про себя признать, что, пожалуй, это тоже не лучшая из её идей, но в силу природного упрямства она не готова отказаться от неё так быстро. К тому же, боль в руке совсем не большая плата за наконец-то угомонившийся ураган мыслей и сомнений, царивший в её голове все эти годы. В конце концов, она сама тоже заслуживает наказания, и вины на ней предостаточно: перед Бейондом, перед Ватари, перед погибшими по её прихоти агентами ФБР, перед Мисорой Наоми, перед Ягами Лайтом и его семьёй, на которую сейчас обрушатся волны ненависти и презрения, и вообще перед всеми, чьи чувства, надежды и мечты она безжалостно топтала, считая, что цель оправдывает средства.

— Эй, Эл, скажи, что ты любишь меня, — шепчет ей на ухо Бейонд, зарывшись лицом в её длинные лохматые волосы.

— Я люблю тебя, — тут же невозмутимо отзывается она.

— И это правда? — почти мурлыкает он.

— А это, Бей, твоя новая загадка, — усмехается Эл, чуть поворачивая голову. — Предлагаю тебе прибегнуть к дедукции и поискать ответ самостоятельно.