Единственная
Шрифт:
Пожалуй, умнее всего ринуться в атаку первой.
– А что это ты делаешь дома?
А ведь она была так уверена, что дом пуст и по-прежнему остается ее надежным убежищем! Неудивительно, что вопрос превратился в упрек!
– Я живу здесь, помнишь? – усмехнулся граф и, чуть помедлив, добавил: – Мало того, отныне именно я владелец Эбби и всех его земель.
– Да, но…
Она не собиралась позволить ему развить опасную тему. Еще чуть-чуть, и он будет утверждать, что, как хозяин этого дома, несет за нее ответственность!
– Марисса, Жаклин, Лидия, Аннабел и Хелен уехали
Она вдруг осеклась, моргнула и охнула:
– А они знают, что ты уехал сюда?
Вопрос был не напрасный, – слишком хорошо она знала Чарлза.
Он даже не нахмурился, но она почувствовала его раздражение, как и то, что оно было направлено на нее.
– Они знают, что мне пришлось покинуть столицу.
Пришлось? Пенни безуспешно попыталась скрыть досаду.
– Но почему?
Господи, Господи, только не это…
Сейчас Чарлз жалел, что освещение слишком плохое и кресло не придвинуто к кровати: теперь он не мог видеть глаз и выражения лица Пенни, а следовательно, прочесть ее мысли тоже не было никакой возможности. Он специально уселся на безопасном расстоянии, чтобы лишний раз не расстраивать себя и Пенни. Того момента в коридоре было вполне достаточно: потребность схватить ее, снова ощутить в объятиях это желанное тело была столь неожиданно сильной, такой неодолимой, что только железная воля помогла ему устоять.
Он все еще не пришел в себя, все еще не стряхнул обуявшее его безумие. Придется пока что ничего не предпринимать. Будь что будет.
Она ничуть не изменилась, оставаясь такой, какой он ее помнил: высокая, гибкая, стройная, светловолосая сильфида, которая, несмотря на внешнюю хрупкость, обладала внутренней силой, ничуть не меньшей, чем у него. Правда, он может и ошибаться. В конце концов она – хорошо воспитанная леди благородного происхождения, и тринадцать лет, прошедших с их разлуки, могли оставить свой след. В двадцать девять она, вероятно, стала совершенно другим человеком, но каким? Он понятия не имел. Только одно наверняка осталось неизменным: можно поклясться, что ее острый ум ни на йоту не притупился.
– Я здесь по делам.
Тут он не солгал. Что правда, то правда: у него здесь дела.
– По каким именно?
– Ну… то одно, то другое… всяким.
– По делам поместья?
– Пока я здесь, обязательно изучу все бумаги, накопившиеся на моем столе.
– Но ты здесь по другим причинам?
В ее тоне звучало явное волнение. Но почему? Все его инстинкты пробудились, а вместе с ними – настороженность и подозрительность. Его миссия здесь не должна возбуждать вопросов. Он ничего не станет скрывать. Пока что нет причин, по которым он не может честно признаться, зачем появился здесь. Однако он вовсе не собирался выкладывать все при первой же встрече.
Но если она спрашивает, значит, самый лучший выход – все ей рассказать и посмотреть, как она отреагирует. Но тогда – услуга за услугу, – какого черта она слоняется по окрестностям в полночь, да еще переодетая мужчиной?! И какого черта она здесь, а не у себя дома, в Уоллингем-Холле, до которого всего четыре мили отсюда? И, если уж на то пошло, почему она не в Лондоне? Почему до сих пор не замужем? Не живет с мужем и детьми?
О да, он определенно хотел получить ответы на все эти вопросы, а это означает, что любое расстояние между ними не имеет значения. Если она солжет…
Он неспешно встал и, не сводя с нее глаз, стараясь ничем не встревожить, спокойно подошел к постели и прислонился к кроватному столбику у изножья. Она бестрепетно смотрела ему в глаза.
– Я скажу тебе правду, почему приехал сюда, если ты, в свою очередь, честно признаешься, почему оказалась здесь в этот час и в таком костюме.
Она еще крепче вцепилась в край кровати. Прошло несколько секунд, прежде чем Пенни свела брови и отвернулась.
– Я голодна.
С этими словами она встала, подошла к двери и, не оглядываясь, исчезла в коридоре.
Чуть улыбнувшись, он оттолкнулся от столбика и последовал за ней, но догнал только на лестнице, и они вместе добрались до кухни. Пенни решительно промаршировала на самую середину и, схватив стоявший на печи котелок, отнесла к насосу у раковины и принялась наполнять. Чарлз присел на корточки, открыл печную дверцу и стал ворошить угли, пока они не налились красным. Сверху он положил растопку, потому щепу, замечая пронизывающие, оценивающие взгляды, которые Пенни то и дело бросала на него.
Как только пламя заполыхало, он закрыл дверцу и поднялся. Пенни дотянулась до конфорки, поставила котелок и поместила рядом чайник, в который насыпала сухого чаю. Повернувшись к столу, он увидел чашки и блюдца, а также тарелку с миндальными пирожными миссис Слаттери, которые Пенелопа успела принести из буфетной. Очевидно, она куда лучше Чарлза знала, где что лежит.
Приготовив все, она уселась на стул на торце стола. Миссис Слаттери, главная кухарка и экономка Эбби, никогда не позволила бы Пенелопе так хозяйничать, а это означало, что подобные вылазки в ночные часы, когда дом спит, для нее нередки.
Она поставила его чашку и блюдце на противоположный конец стола. Пирожные и единственный подсвечник помещались на середине. Приходилось тянуться, чтобы достать лакомство, но так захотела Пенни, поэтому Чарлз без возражений устроился на предназначенном ему месте. Здесь, на кухне, где не было сквозняков, пламя свечи почти не колебалось, и Чарлз добился желаемого: увидел ее лицо.
Она откусила кусочек пирожного и с улыбкой вскинула брови:
– Итак, почему ты здесь?
Откинувшись на спинку стула, противясь соблазну съесть пирожное, он снова стал изучать Пенелопу. Если ответить прямо, ничего не скрывая, каковы шансы вытянуть что-то из нее?
– Мой бывший командир попросил меня как следует оглядеться здесь.
И что теперь?
Он видел молчаливый вопрос в серо-голубых глазах, но мог только гадать, почему она так осторожна.
– Твой командир… – Пенелопа поколебалась, прежде чем выпалить: – А в каких войсках ты служил, Чарлз?