Единственная
Шрифт:
Он завладел ее губами. Погладил большими пальцами тонкий шелк лифа, медленно обвел камешки сосков.
Взвесил в ладонях мягкую тяжесть грудей, ощутив, как они твердеют и набухают. Насладился сотрясшей ее дрожью, и их дыхание смешалось.
После долгих, изысканных, болезненно возбуждающих ласк он поднял голову и глубоко вздохнул. Ужасно жаль, что от Бренском-Холла до Уоллингема совсем близко.
Пенни по-прежнему трепетала, чувствуя стальную крепость и уверенность его пальцев. Она твердила себе, что это всего лишь поцелуй, нечто такое, чем можно безнаказанно наслаждаться.
Он нежно коснулся губами ее виска.
– Господи. Как же мне тебя не хватало!
В голосе звучало нескрываемое желание. Желание, эхом отозвавшееся в ней.
«Я тоже тосковала по тебе…»
Нет. Этого она ему не скажет. И все же она скучала по нему так отчаянно, что сама была поражена силой своей тоски. Она не сознавала… и только сейчас, когда он вернулся и снова целует ее, ощутила всю меру пустоты, бывшей ее спутницей долгие тринадцать лет.
Целых тринадцать.
Экипаж, покачиваясь, въехал в ворота Уоллингема. Чарлз вздохнул и снова усадил ее рядом.
Когда лошади остановились и лакей открыл дверцу, Чарлз спрыгнул на землю и снял ее с сиденья. Она ожидала, что он попрощается, возьмет коня и уедет домой. Но он повел ее на крыльцо и, поймав недоуменный взгляд, пробормотал:
– Хочу проверить, дома ли Николас.
Судя по словам Норриса, Николас уже удалился к себе. Чарлз пожал ей руку, отступил и отсалютовал.
– Увидимся позже.
Их глаза встретились. Он повернулся и исчез за садовой калиткой.
Она покачала головой, гадая, что означал этот последний взгляд, после чего отправилась в спальню, где уже ждала горничная Элл и. Пенни сняла платье, накинула пеньюар и села перед туалетным столиком. Горничная распустила ей волосы, и Пенни стала орудовать щеткой. Элли тем временем развешивала бальный туалет, чистила плащ и убирала в шкатулку с драгоценностями жемчужное колье и серьги.
– Доброй ночи, мисс. Приятных снов.
– Спасибо, Элли, – улыбнулась она. – Спокойной ночи.
Она продолжала водить щеткой по волосам, пока блестящие гладкие пряди не легли на плечи шелковистым покрывалом. Только после этого она вздохнула, встала и затушила свечи, стоявшие по обе стороны от зеркала. Легла в постель и погасила последнюю свечу. Мертвенно-белый лунный свет струился в окно.
Она устала и, наверное, поэтому никак не могла сосредоточиться. Хорошенько подумать о пятерых незнакомцах и о том, знал ли Николас Филиппа Жерона.
Сбросив пеньюар, она швырнула его к изножью кровати, откинула одеяло, подняла подол рубашки и встала коленом на белую простыню.
И тут ее ушей достиг слабый приглушенный щелчок.
Она повернула голову к двери… увидела, как она открывается.
Пенни раскрыла рот, но не издала ни звука. Ошеломленная, оцепеневшая, она уставилась на Чарлза, проскользнувшего внутрь, после чего засов двери опустился.
Он повернулся, увидел ее, кивнул и подошел к креслу у камина. Небрежно бросился в него, вытянул длинные ноги, скрестил их в щиколотках… Она растерянно заметила, что он успел переодеться и облачился в бриджи и сапоги. На шее свободно повязан
Поднявшись, он вытащил из-под себя подушку, бросил на пол, повесил куртку на спинку кресла и снова развалился поудобнее.
Вспомнив, в каком положении он ее застал: поднятое голое колено, задранная рубашка, – и заодно его способность прекрасно видеть в темноте, она резко опустила ноги, одернула рубашку и потянулась было за пеньюаром. Но решила, что это слишком большая для него честь. А она не желала ему угождать.
Пенни решительно направилась к нему, но на всякий случай остановилась на безопасном расстоянии. В пяти футах.
– Какого дьявола ты здесь делаешь? – прошипела она.
– Я же предупредил, что мы увидимся позже, – пожал он плечами.
– Я думала, ты имел в виду завтрашний день. И какое право ты имеешь являться в мою спальню?
– Я подумывал немного соснуть.
– Но не здесь же! И ты прекрасно это знаешь! Он долго разглядывал ее, прежде чем ответить:
– Не воображаешь же ты, что я позволю тебя провести ночь в одном доме с возможным убийцей и без всякой защиты?!
Глава 10
До сих пор ей это в голову не приходило, но… но, пожалуй, он прав. Однако…
Она стиснула кулаки и приготовилась к обороне.
– Это невозможно. Неприлично. И я прошу тебя уйти.
– Согласен, что это кресло вряд ли можно назвать удобной постелью, но мне приходилось спать в местах и похуже. Ничего, переживу.
Он откинул голову на подголовник кресла и прикрыл глаза.
– Где комната Николаса?
– В другом крыле. Тебе нельзя оставаться здесь. Если так уж хочется охранять меня, я запрусь, а ты уляжешься в соседней комнате.
– Твой засов легко отодвинуть, я проверил. Если я лягу рядом, а Николас поднаторел в этой игре, я его не услышу. Так что ложись и спи.
Он еще смеет командовать!
Она раздраженно повернулась, но, видя, что его глаза закрыты, решительно промаршировала к креслу.
– Чарлз! Нет! Проснись!
Она принялась трясти его за плечо.
– Это просто…
Он шевельнулся, и она оказалась у него на коленях. И едва успела проглотить панический вопль.
– Я же велел тебе ложиться. Его руки обвили ее.
Она безуспешно пыталась оттолкнуть его, остановить, не дать свершиться неизбежному.
– Только попробуй меня поцеловать!
Его глаза оказались совсем близко. Прошла какая-то доля секунды, прежде чем его брови поднялись.
– И что ты сделаешь? – Голос стал едва слышным. – Закричишь?
Она молча моргнула.
Он припал губами к ее рту.
Поцеловал ее. Не так, как раньше. Так он ее никогда еще не целовал.
Алчно. Словно умирающий от голода. И это убивало ее, терзало, лишало всякого сопротивления. Всякой силы воли. У него оставалась одна потребность: схватить ее, утолить жажду, сделать все, чтобы ее покорить. Она словно в беспамятстве подняла руки и прильнула к нему, уносимая могучим потоком, подстегиваемая одной нуждой: целовать его в ответ, отдать все, что он так страстно желал взять, все, что он так дерзко предлагал в обмен.