Единственные

Кистяева Марина

Чего греха таить, он, взрослый мужчина, впервые в жизни видел, чтобы молодая красивая девушка кормила грудью ребенка.

Это завораживало. Притягивало взгляд.

Это, как удар под дых, от которого не сразу приходишь в себя.

Просто стоишь и пытаешься сделать вдох.

И у тебя ни хера не получается.

Он, искушенный и удовлетворенный любимыми сексуальными прихотями, сейчас никак не мог взять себя в руки и оторваться от созерцания картины: она, скинув пальто, сидит на его черном диване, рядом разложена детская одежда. Сидит вполоборота,

но как раз так, чтобы он имел возможность разглядеть всё, что нужно и что нельзя тоже. Голова чуть склонена набок. Смотрит на ребенка и улыбается.

Малыш же, важно чмокая и работая ртом, зацапал руками мамину грудь. А вдруг мама передумает и отберет у него лакомство?

Это было ещё не всё. Самое хреновое Волгарского ждало впереди. Когда он понял, что возбуждается от увиденного зрелища. Впервые в жизни Захар Волгарский усомнился в своих сексуальных предпочтениях и, чтобы вытолкать себя из ступора, задал единственный вопрос, актуальный при данной ситуации.

Макар видел, что он заходит. Безопасник не смотрел на девушку. Оказалось, что подобное важно для Захара. Что не понравилось Захару – слишком серьезный вид Макара. Точно тот знал то, что неизвестно ему, Волгарскому.

Девушка же от его голоса подорвалась, иначе не скажешь. Вздрогнула, быстро обернулась, и тотчас попыталась спрятать процесс кормления плечом. Во время её нехитрых манипуляций, Захар успел разглядеть легкий испуг и недоумение во взгляде.

Больше стоять в дверном проеме не имело смысла, и Захар прошёл далее.

– Итак, кто смелый? Кто мне ответит, что же происходит?

– Ты вернулся?

– Как видишь.

Захар подошёл к столу и скинул пальто на спинку кресла. Душновато становилось. К черту и галстук… Когда в одной с тобой комнате сидит кормящая мама, как-то становится не до условностей.

Захар честно не хотел на неё смотреть. Понимал – смущает. И не мог справиться с искушением.

Ничего более прекрасного в жизни он ещё не видел.

– Маленький, ну хватит… Давай, прекращай… Богданчик, ну всё… всё, я сказала…

Негромкий голос девушки отскакивал от стен, и был прекрасно слышан мужчинам. Макар стоял, скрестив руки на груди и расставив ноги по ширине плеч.

– Её зовут Руслана Штатова. Мальца – Богданом.

– Уже лучше, – Захар не смог сдержаться от иронии, за что заслужил осуждающий взгляд безопасника. Интересно, и когда тот успел проникнуться судьбой нежданной посетительницы? Легкое раздражение колыхнулось в груди Захара. Не к добру. – Хоть какая-то информация. И что дальше?..

Макар повел плечами.

– Тебе решать.

Захар снова посмотрел на девушку с ребенком. Последний не желал прислушиваться к словам матери, продолжая интенсивно работать ртом. Девушка, что-то приглушенно сказав, бросила взгляд в сторону Захара и Макара и, натолкнувшись на взгляд первого, поспешно отвернулась. Она, продолжая одной рукой удерживать мальца, вторую поднесла к груди и пальцами попыталась отобрать грудь у ребенка.

Захар мысленно выругался и, наплевав на то, что обеденное время, принял решение выпить. Ему сейчас спиртное не помешает. Вот только… сейчас… посмотрит на ребенка и на мать, чем закончатся их небольшие дебаты.

Руслане удалось высвободить грудь, но сын категорически оказался несогласным с таким раскладом дел. Сначала недовольно хмыкнул, а потом о протесте возвестил криком.

– Да что же такое, – девушка, покраснев до кончиков волос, снова приложила парнишку к груди. – Богдан, ты уже балуешься, честное слово. Ты же сытый, прекращай хулиганить.

Двое взрослых мужиков почувствовали себя лишними.

Волгарский, покачав головой, направился к бару.

– Будешь пятьдесят грамм?

– Если ты даешь добро.

В рабочее время между мужчинами существовала строгая субординация, нарушать которую чревато последствиями.

Захар коротко кивнул. Открыл бар, достал плоскую бутылку, две рюмки и плеснул янтарной жидкости. Не ставя рюмки на поднос, одну опрокинул, вторую протянул Макару. Тот повторил его движения. Пить при девушке нехорошо, но ситуация многое прощала, сглаживая острые углы.

Тем временем девушке удалось совладать с ребенком, и она успела даже спрятать грудь. Малыш сопел, барахтая ручками и играя с пуговицами на платье.

– Ты всё? Освободилась? Или нам ещё подождать? – задавая подобные вопросы, Захар вел себя, как последний ублюдок. Взгляд Макара подтвердил его домыслы.

Девушка поспешно кивнула.

– Да, извините…

– Зачем ты принесла ребенка сюда? – как можно жестче спросил Захар. Он ненавидел, когда люди манипулировали детьми.

Сталкивался.

Знает.

– Я оставила его в машине, – Руслана немного тушевалась. Когда она пыталась остановить его, чтобы она выслушала заранее подготовленную речь, была куда как смелее.

Что же случилось за тот короткий отрывок времени, что его не было?

Или её смутило, что она была вынуждена кормить ребенка грудью? Черт побери, они живут в цивилизованном обществе, и бутылочки со смесью ещё никто не отменял?

Нет, зрелище на него произвело неизгладимое впечатление, но не до такой степени, чтобы растечься лужицей к её ногам.

– Надо полагать с той девушкой, что сидит в приемной. Сообщница.

– Послушайте…

– Захар, взгляни на ребенка.

Макар опередил его на доли секунды. Он так же хотел оборвать её речь, вставив что-то своё.

Реплика друга изрядно насторожила его. Макар никогда не разбрасывается словами и просьбами. Если просит, значит, в этом есть смысл.

Волгарский насторожился, нахмурился. Руслана тоже вся подобралась и инстинктивно прижала ребенка к себе плотнее, поставив его вертикально. Тот довольно обхватил её шею пухлыми ручками и положил головку на плечо. Доверительно и наивно, искренне веря, что мама в состоянии защитить его от всего мира. Лицом малыш смотрел в стену, не давая возможность рассмотреть его более близко.