Единственный мой

Хокинс Карен

— Это неудивительно, в Италии много художественных салонов.

— Но это была особенная картина. Я видел точно такую же в вашей квартире десять лет назад. И насколько я помню, тогда на ней еще не высохли краски. Если память мне не изменяет, вы еще советовались со мной по поводу расположения дерева в композиции этого пейзажа.

Макс почувствовал, что попал впросак.

— Лорд Шаллоуфорд назвал мне имя художника — Беллакорте, — продолжал Причард. — Если не ошибаюсь, кто-то из вашей родни

носил такую фамилию?

— Моя прабабушка была итальянкой. Вам это хорошо известно.

— Конечно. Лорд Шаллоуфорд назвал также сумму, которую он заплатил за картину. Судя по всему, вы добились огромных успехов в живописи.

— Да, дела у меня идут неплохо, грех жаловаться. Макс преуспел во многих областях, кроме одной. Поверенный откашлялся.

— Вы дадите виконтессе согласие на аннулирование брака?

— Нет. Во всяком случае, пока. — Макс откинулся на спинку стула, скрестив вытянутые ноги. — Прежде чем пойти на этот шаг, мне нужно кое-что выяснить.

— А как же дневник?

— Пока я нахожусь здесь, виконтесса воздержится от активных действий. Она будет надеяться, что я в конце концов уступлю. А тем временем я… — Макс поморщился и задал неожиданный вопрос: — Что вы знаете о человеке по фамилии Риддлтон?

По лицу Причарда пробежала тень.

— Я плохо его знаю. Мне известно лишь, что он обласкан пэрами, к числу которых сам принадлежит.

— Мне он представляется большим краснобаем. У него жуткое правописание, скажу я вам…

— Правописание? Вы хотите сказать, что Риддлтон писал вам?

— Я получил от него напыщенное послание на четырех страницах с изложением веских причин, по которым я обязан дать жене согласие на аннулирование брака, — ответил Макс, машинально потирая грудь в области сердца, в котором ощущалась тупая застарелая боль.

Он знал, что наступит день, когда София захочет обрести свободу. Это было неизбежно. Однако когда у нее появился другой мужчина, Макс решил выяснить, достоин ли он Софии.

— Милорд, если вас интересует вопрос, является ли мистер Риддлтон охотником за приданым, то можете быть совершенно спокойны на этот счет. Он очень богатый человек.

Макс зло прищурился:

— Я вижу, вы уже успели навести о нем справки, полагая, что это может пригодиться вам для ведения дел.

Причард слегка покраснел:

— Да, я кое-что разузнал об этом господине, когда услышал, что мистер Риддлтон стал часто появляться в обществе виконтессы Истерли. Я решил, что когда-нибудь вы заговорите со мной о нем.

— И что же вы узнали?

— Не так много, как бы мне хотелось. Судя по всему, он искренне предан виконтессе.

Разумеется, этот олух искренне увлекся Софией! А кто бы на его месте устоял? София была умной, яркой, красивой женщиной.

Разве человек, мусоливший на четырех длиннющих страницах одну и ту же тему — причем тему, совершенно не касавшуюся его, — был достоин такой роскошной женщины?

Макса охватило негодование.

— Черт побери, я засиделся у вас! — воскликнул вдруг он, взглянув на часы, стоявшие на столе поверенного. — Мне нужно идти, иначе я опозданию на завтрак к виконтессе.

Он встал, и Причард последовал его примеру:

— О да, конечно. Надеюсь, вы задержитесь в Англии?..

— Это зависит от моей жены, — сказал Макс. Стоило ему закрыть глаза, и он видел лучистые глаза Софии, обрамленные густыми темными ресницами, и ее нежные полураскрытые губы. Встретив жену в гостиной леди Нили, Макс едва справился с собой. Ему хотелось сжать ее в своих крепких объятиях, осыпать поцелуями, вспомнить вкус ее губ, заставить трепетать ее ресницы, довести до исступления.

Все эти желания стали настоящим наваждением для него с их первой встречи. Именно поэтому Макс настоял на том, чтобы они поскорее поженились. Вчера вечером, увидев, что София еще больше похорошела, что ее фигура округлилась и стала еще привлекательнее, Макс взглянул правде в глаза. Он зря убеждал себя в том, что едет в Англию, чтобы решить, достоин ли Риддлтон Софии. Нет, вовсе не это было его целью. Он вернулся домой, чтобы снова предъявить свои супружеские права. София принадлежала только ему, и он не позволит никому другому занять свое место рядом с ней.

Если он заметит в жене хотя бы слабую искорку или даже отблеск былой любви, он расшибется в лепешку, но снова добьется ее расположения.

Исполненный решимости, Макс вышел из конторы поверенного и отправился к жене.

В пятнадцать минут девятого София, одетая в свой лучший утренний халат из синего муслина и тщательно причесанная, уже сидела за завтраком в малой столовой. Перед ней стояла тарелка с горкой разнообразной еды взятой с каждого блюда, поданного на завтрак. От волнения у Софии пропал аппетит, однако она решила, что возьмется за вилку, как только в столовую войдет Макс.

Однако он задерживался. Время от времени София бросала нетерпеливый взгляд на часы. То, что Макс опаздывал уже на пятнадцать минут, ее нервировало, но нисколько не удивляло. Он, наверное, думал, что она будет вечно вот так сидеть за столом и ждать его…

Наконец в дверь тихо постучали. У Софии затрепетало сердце, и она торопливо подцепила на вилку кусочек ветчины.

— Да?

Дверь открылась, и в столовую вошел дворецкий. Вслед за ним на пороге показался брат Софии.

— Граф Станик, — доложил дворецкий. София уронила вилку.