Единый
Шрифт:
— Ну это ты загнул, Алексей Тимофеевич! Мы ж стареем, не можем трудиться наравне с молодыми! Для государства это вред.
— Тем, кто не может, надо больничный брать, вот и все. До конца болезни или жизни. Учредить комиссию, которая будет определять, способен человек трудиться дальше или нет. А тех, кто симулирует болезнь, строго наказывать. О лодырстве только нуарные деграданты мечтают. Им лишь бы, как крысам, в своих сырых подземельях сидеть да еду у нас воровать.
Голоса затихли вдали, а мы вышли на площадь. Впечатления она не производила: обычная площадь. Широкая, обрамленная пяти- и девятиэтажными зданиями (и
Башня была повыше Останкинской, но пониже Бурдж Халифа. Хотя я могу ошибаться. В любом случае, она создавала впечатление чего-то могущественного, нерушимого, вечного…
Кстати, над входным порталом, в который свободно закатился бы Боинг 747 и еще место для трех БелАЗов хватило бы, торжественно сиял золотой Знак Вечной Сиберии. Опять-таки широкие порталы, которые не закрываются круглый год, строить можно только в теплом климате.
И все эти огроменные пространства со стопроцентной гарантией отпугнут людей с агорафобией.
— Интересно, какие комплексы у того, кто это строил? — задумчиво произнес Витька.
— Да известно, какие. Мания величия и крохотный писюн.
Витька захрюкал, стараясь подавить смех. “Шрека” он, конечно, смотрел, но шуточка из мультика все равно его сильно рассмешила. А тру-сиберийцу никак нельзя смеяться или даже лыбиться перед этакой красотой.
Народа на площади гуляло много — если сравнивать с пустынными улицами. Неиссякающий поток тянулся в портал и из него — посетителей квест-башни было много, несмотря на погоду и позднее время. Это радовало, легко затеряться в толпе.
При виде этой махины я усомнился в том, что бомба что-то изменит. Это ж как слону дробина! Потом вспомнил, как нуары рекомендовали поместить бомбу прямо под прожектором на самом верху. Наверное, там уязвимое место рядом с квест-излучателем. Разрушать-то всю башню смысла нет…
Многие люди пребывали в состоянии полнейшей экзальтации — падали на колени, тихо плакали, шлепали себя ладонью по лбу, взирая на символ величия их страны. Такое поведение, по всей видимости, было совершенно обычным: на исступленных граждан никто не обращал внимания. В том числе Модераторы, шмыгающие туда-сюда в поисках нарушителей спокойствия. Этих малоприятных господ я сразу узнал по бордовым робам с нашивками на рукавах и штанинах в виде буквы “М” и каменно-презрительным выражениям лиц.
Среди посетителей также часто наблюдались личности с сумками и рюкзаками вроде моего. И все же, видимо, в нас с Витькой было что-то, что иногда заставляло встречных задерживать на нас взгляды. Я подбавил в выражение лица восторга, и, кажется, это немного помогло. Тем не менее, многие — особенно те, кто выглядел как холеные горожане, а не понаехавшие колхозники — глядели на нас с неприкрытой брезгливостью.
Ну, это ничего, это мы переживем. Нам главное — не выделяться из толпы.
А как сейчас разгуливает Катя, моя бывшая подруга из Посада, которую я совсем не помню? Тоже корчит эту презрительно-брезгливую гримасу при
— Сколько вход стоит? — негромко спросил Витька, пока мы шагали по площади к башне.
— Ни сколько. Бесплатно. Гуж говорил же — не слыхал?
— Слыхал, но не поверил. Так разве можно? Так бывает?
— Об этом мечтали когда-то… О мире без денег. Заходишь в магазин и берешь, что тебе надо.
— Тогда один человек унесет вообще все! И всем, кто после него зайдет, ни фига не достанется!
— Предполагалось, что в таком мире будут жить исключительно добрые, щедрые, культурные и дисциплинированные люди.
— Какой идиот это предполагал? А что делать с не добрыми и не щедрыми? Таких завались, знаешь ли!
— А таких на каторгу, — прошептал я. — Не ори. Здесь эта мечта сбылась. Видишь?
— Вижу. Но город какой-то стремный… Нельзя сделать так, чтобы бесплатный город был красивый?
— Сразу всего не бывает, — хмыкнул я. Приближаясь к гигантскому порталу, я нервничал все больше и старался скрыть это за веселым разговором. — Или бесплатно — или красиво, третьего не дано.
Деньги или их аналоги в виде рейтинга на нейрочипе тут, наверное, все-таки использовались. Но вход в квест-башню был свободен. Каждый житель Вечной Сиберии имеет полное право посещать это овеществленное величие родины и восхищаться. Детинец гарантирует.
Мы влились в толпу и зашли в портал. За аркой взорам открылся колоссальный зал, похожий на собор исполинов. На его сводчатом потолке концентрическими кругами раскинулись цветные барельефы — они изображали каких-то людей в величественных позах, занимающихся возведением небоскребов, которых в Вечной Сиберии отродясь не видывали, поднятием целины и прочими детинцоугодными делами. В центре этой мегаломанской Сикстинской капеллы на людей-букашек сурово взирал пожилой человек с аскетичным строгим лицом. Портрет Председателя Вечной Сиберии напоминал колоссальную икону — лик изображен в анфас, черты неподвижны, ладонь приподнятой руки сложена горстью, точно Председатель держит что-то незримое — например, державу. Вокруг головы нимбом-полукругом идут слова “Вечная Сиберия воистину вечна”.
— Когда Председатель помрет, придется переделывать, — шепотом сказал Витька. — Ох, и работы у строителей и художников будет!
Я одернул его — не хватало, что нас услышали.
Глядя на Знак Вечной Сиберии над “иконой”, я задумался: а при чем здесь магический символ? Или это не магический символ? Довелось мне не раз убеждаться, что Знаки связаны с допартами и волшбой Поганого поля. Не обладает ли Председатель таким же нейрочипом, как у меня, и не установлен ли у него допарт Вечной Сиберии, дающий ему власть над этой страной?
Кто он такой вообще — Председатель? На чем жиждется его власть? Исключительно на квестовой промывке мозгов?
Вдруг захлестнуло ощущение присутствия чего-то зловещего и насмешливого. Словно кто-то разразился беззвучным телепатическим смехом — как тогда, когда с нас пропала одежда. На секунду подумалось, что смеется Председатель на потолке, подслушавший мои мысли. В то же время чувствовалось, что смеется не один человек (или нечеловек), а сразу несколько, но синхронно…
Витька, незаметно осмотревшись, запрокинул голову и принялся истово хлопать себя по лбу.