Ёдок. Рассказы
Шрифт:
4
Каждый следующий день походил на предыдущий день. Казалось, жизнь убегает от Лёвушкина, ей не интересно с ним. Глядя на себя в зеркало, он оттопыривал складки жира, осматривал шрамы, говорил:
– Идеальной формы не существует в природе. Отсюда: любое искусство происходит – доделать, приукрасить, сделать совершенным. Либо вообще – исказить, деформировать… Последним, кстати, я занимаюсь в основном.
Он болезненно улыбался. Показать себя, показать своё тело и душу, Лёвушкин решался только самому себе.
В обеденный перерыв Лёвушкин оставался на своём рабочем месте, не шёл со всеми на обед, продолжал работать.
Ужин собственной плотью утолял голод к вечеру, кровоточащие раны заливались зелёнкой, перевязывались бинтами. Повреждённое тело скрывалось под одеждой. Никто не догадывался, что происходит с Лёвушкиным. Лишь чуткий сон предупреждал о серьёзных проблемах.
Вскоре пропал и он. Бессонница привела к головным болям. Глаза покраснели. Вдруг все работники офиса в один голос заговорили, что с Лёвушкиным происходит что-то неладное. Лишь Надежда молчала. От неё исходила пустота, холод и безразличие. Вечером она садилась за руль своего автомобиля, сигналила всем, кто стоял, провожал её взглядом, исчезала за углом соседнего здания. Только тогда Лёвушкин плёлся домой.
Дома он страдал. Неразделённая любовь и шрамы на теле. В последнее время он срезал кухонным ножом куски мяса, и ни по чуть-чуть, а резал глубоко, брал помногу: его голод усилился. Он не боялся боли – она отсутствовала. Теперь он боялся самого себя. И задавался вопросом – а хватит ли места в аду всем, кто живёт на Юге. Он надеялся туда не попасть. Но от судьбы не уйдёшь, если не сбежишь от неё сам. Израненный, Лёвушкин сбежать никуда не мог. Пружина сложного механизма была уже запущена.
Утром следующего дня Надежда не вышла на работу. Шеф сказал, что её муж погиб. Она поехала за телом. Все притихли в офисе. Лёвушкин издал непонятный звук, похожий на всхлип, но это не было всхлипом, он потирал руки, что сможет наконец подойти к любимой женщине, спросить то, чего боялся всё это время.
Но на какое-то мгновение он снова почувствовал свою неуверенность, и голод с новой силой сдавил спазмом желудок.
Задвижка закрыла дверь от действительности. Лёвушкин приспустил штаны и трусы. Месяц голодовки и самоедства не уменьшили объём тела. Приподняв складку живота, он освободил маленький член, стал мастурбировать. В этот раз не получалось «по-быстрому». Образ Надежды отсутствовал в его воображении. Тогда он попробовал воспроизвести другие порнографические образы, просмотренные ранее в порночатах. Ничего не вышло. Ему подумалось, самое грустное видео, самое страшное кино, комедия ли, ужасы, триллер или порнофильм, не важно, – это жизнь, в которой нет монтажа. Смотришь, на сюжет не влияешь, думаешь по своему усмотрению. Некий интерактив. А логического завершения нет. Конец, верно, наступит после, скорей всего этот конец будет всем известный, но кто режиссёр, когда я эпизодический актёр, массовка?..
Оргазм приближался, дрожь прошла по ногам, Лёвушкин закрыл глаза – и в этот момент постучали в дверь. Всё произошло неожиданно. Оргазм превратился в острую боль в левой части груди. Воздуха стало не хватать.
– Вы скоро там, а? – это был женский голос. Он принадлежал молоденькой Ксюше с отдела финансов.
Ответить Лёвушкин не мог, он лишь прохрипел и завалился на унитаз. В последний момент он подумал, что заподозрят те, кто найдёт его мёртвым в служебном туалете, со спущенными штанами, перепачканным спермой?.. Я измазал ободок унитаза.
Вымысел
Я
И вот однажды, засыпая, можно сказать, я почувствовал, что нахожусь в своей комнате не один. Я прекратил монотонное чтение, откашлялся и посмотрел туда, откуда на меня смотрели. Девушка! Но она тут же растворилась, исчезла из виду. Точно привидение. Я продолжал смотреть, не шевелясь в своём сразу ставшем неудобном кресле, на то место, где возник призрак. Спокойно, сказал я сам себе.
Когда видение, казалось, исчезло, я отложил книгу в сторону, поднялся с кресла, подошёл к журнальному столику, где находилась девушка. Страха как такового не было, но я переживал за своё сознание.
Никого! Этого можно было ожидать.
– К чертям! – сказал я. – Ведь я не маленький, взрослый, и время детских воображений, мечтаний прошло, всё уже позади. Навсегда! – и я задумался о своей беде, но беда была слишком маленькой, как детский испуг – раз, и нет ничего.
Следующий вечер приблизился реактивным самолётом к посадочной полосе. После 20:00 время остановилось. Я достал новую книгу. Рассказы Касареса. Открыл, как обычно, наугад. «Чудеса не повторяются». И начал читать: «…я хотел сказать, что она казалась мне похожей на Луизу Брукс, актрису кинематографа, в которую я был влюблён подростком. Мысленно я увидел изящный овал прекрасного лица… тёмные глаза и волосы, кокетливые завитки у висков…»
– Я рада, что она вам нравится, – произнёс голос, и я, то ли от страха, а скорей всего от неожиданности, подскочил со своего кресла (книга свалилась на пол) – она стояла там, где и вчера. Но это был уже не призрак: красивая брюнетка с тёмными глазами смотрела на меня, кокетливые завитки у висков, всё так, как я читал и представлял себе. Девушка была знакома мне, и я не мог вспомнить – откуда?
– Не пытайтесь лгать себе, – сказала она, – что мы знакомы. Нет, увы.
Мой вопрос озадачил, наверное, меня больше, чем мою гостью:
– Лера? Ты её дочь? Как похожа…
– Не пытайтесь.
Я заткнулся.
– Мечтатель… лгун и обманщик.
– Но почему? – спросил я.
– Читайте, читайте дальше, и вы поймёте, почему.
Я подобрал книгу, уткнулся в первую попавшуюся строчку.
– Вслух, – сказала она.
Я стал громко декламировать: «Человеческая память избирательна. Но если вести рассказ по порядку, оживают давно забытые воспоминания…».
Я читал, но не осознавал прочитанных слов. Мне, конечно, хотелось узнать смысл всего, что сейчас происходило. А это, без всяких на то сомнений, был извечный смысл всего сущего. Разум не мог прийти на помощь. Я, переворачивая страницу, бросал взгляд на девушку. Она внимательно слушала, а я осознавал, что она, если не призрак, то та самая, которая должна была родиться у Леры. Она моя дочь! Ей лет семнадцать. Да, она моя дочь, о которой я забыл в своё время. Точней сказать, я забыл о Лере… Но почему я сразу вспомнил её? Ведь любовью там не пахло, совсем. Яркая внешность? Она самая!