Её вина
Шрифт:
Глава 14 Арина
После сеанса с Левашовым я чувствую себя ещё хуже. Ничем не помог мне этот чудесный доктор. Я-то думала, что посещение психотерапевта решит мои проблемы, а оказалось всё с точностью да наоборот.
Левашов без особого энтузиазма задавал донельзя банальные вопросы и сверлил меня тяжёлым взглядом. Честно говоря, к задушевной беседе атмосфера не располагала совсем, и открываться ему у меня не было никакого желания. Может, поэтому всё как-то не задалось с самого начала. Не получилось у меня довериться
Уже пятнадцать минут спустя я устала от этой бесполезной беседы и заявила напрямую: обсуждать ДТП я не могу. Попросила его выписать мне какие-нибудь таблетки, потому что не могу спать и совсем потеряла аппетит.
Левашов в ответ лишь покачал головой и усмехнулся. Сказал, что мне стоит прийти к нему ещё раз. Когда буду готова к откровенному разговору. Таблетки он мне не выписал. Зато порекомендовал принимать травяные сборы.
Сборы!
Когда я возмутилась и начала обвинять его в том, что не получила никакой помощи, он снова начал улыбаться. Смотрел на меня так, как смотрят на глупых, несмышлёных детей.
«Ариночка, мне очень жаль, но, судя по всему, помочь себе на данном этапе можете только вы сами».
Супер. Ну уж нет. Второй раз сюда я точно не пойду. Пустая трата времени!
*********
Ближе к вечеру я забираю Захара у его дома.
– Как дела, Ариш? – осторожно интересуется он. После нашего разговора в клубе, мы не пересекались.
– Нормально.
– А жаба из Роспотребнадзора не душит?
– Нет. Страйк, – довольно улыбаюсь я. – Подаренная мною выдра умилила его до глубины души. Ты не представляешь, что с ним творилось. Этот старикан разрыдался в моём кабинете как ребёнок.
– Сработало.
– Да, но чего мне это стоило! Я чуть не рихнулась, когда осталась с этим придурковатым зверем наедине. Еле вытерпела его за те полчаса, в течение которых дожидалась Корнелюка. До чего ушлая скотина! Такого мне там наделал в кабинете, ни на секунду оставить нельзя!
– Так это ж дикое животное, конечно. Ещё и хищник. Я вообще против их содержания в качестве домашних питомцев. Бред.
– Я испсиховалась вся! Провода пожрал, вазу разбил, диван подрал, нагадил!
Захар хохочет.
– Вот поэтому я даже собаку заводить не хочу. Гемор один.
– Ну, в этом мы похожи, – улыбаюсь я и делаю музыку погромче.
Как и планировали, направляемся на дачу, но перед этим решаем заехать на кладбище.
Сперва заходим к моей матери. Оставляем цветы, стоим пару минут, глядя на безмолвный, чёрный памятник с изображением красивой, молодой женщины, и отправляемся на могилу Троицкого-старшего.
– Привет, па, — по обыкновению здоровается с отцом Захар.
Как по мне, говорить с теми, чьё тело под землёй – сущая глупость. Но Троицкий убеждён в том, что умершие нас слышат. На тему души и потустороннего мира он может рассуждать часами. И не дай бог это слышит Корецкая. Как зацепятся языками, не разнять… Недавно
– Оградку надо покрасить, – озвучивает он свои мысли.
– Найми кого-нибудь. А хочешь, нашего рабочего Руслана сюда отправим?
– Нет, не хочу, я сам, – ожидаемо отказывается. – Хоть после его смерти сделаю что-нибудь полезное.
Поднимается ветер, и я, кутаясь в джинсовую куртку, наблюдаю за парнем, присевшим у могилы.
Виталий Троицкий умер от онкологии год назад. Для Захара, не общавшегося на тот момент с отцом, эта новость оказалась настоящим ударом.
– Видишь, Ариш, как бывает… И хотел бы что-то изменить, а не могу.
Касаюсь его плеча в знак поддержки. Встаёт, отступает на шаг и тяжело вздыхает.
– Знаешь, как тяжело на сердце… – опять начинает терзать себя он. – Как подумаю, что сам лишил себя последнего разговора с ним…
Стискивает зубы и дёргает головой.
– Ты же не знал…
– Я мог услышать его. Мог сказать ему что-то важное. Мы ведь так и не помирились, а я хотел… Готов был наплевать на свою глупую гордость!
– Захар, не надо, – обнимаю его и ласково утыкаюсь в шею.
– Я вёл себя с ним как последнее дерьмо.
– Он ведь тоже часто был не прав, – спорю с ним я.
– Да неважно, что бы он ни делал в прошлом, надо было ехать к нему, когда он заболел, – глухо отзывается Захар.
– Не накручивай себя.
– Я не был с ним рядом. Ни до операции, ни после. Все заботы переложил на мать. Которая, к слову, хоть и была в разводе с Троицким, но всё же, в отличии от меня, нашла в себе силы на то, чтобы помочь ему. А я? Сидел как последняя мразь в Австралии. Думал, манипулирует как всегда. Даже не подозревал, что не выкарабкается…
В его голосе столько боли, что мне невольно становится не по себе. Я обнимаю его крепче и целую в щёку, слегка покрытую щетиной.
– Ты хотя бы знал его. Слабое утешение, но всё же. Свою мать я даже никогда не видела. Не имела возможности прикоснуться к ней, поговорить, узнать, какая она…
– Я теперь всю жизнь буду мучиться, Арин, – вдруг признаётся он. – И легче, знаешь, не становится. Ужасно понимать, что ты мог поступить иначе и не поступил… Проще ведь было спрятаться. Переложить ответственность. Сделать вид, что ситуация просто меня не касается.
– Захар…
Проще ведь было спрятаться. Переложить ответственность. Сделать вид, что ситуация просто меня не касается.
Отчего-то, совершенно неожиданно, его слова глубоко цепляют меня. Царапают острыми краями, забираются под кожу. Вынуждают провести параллель и задуматься о собственном малодушии.
Прокручиваю в голове последний месяц своей жизни и внезапно становится мучительно стыдно и невыносимо гадко… Никогда ещё не чувствовала подобного отвращения к себе.