Эфесская волчица
Шрифт:
Двухэтажная школа располагалась прямоугольником вокруг внутреннего двора, служившего для тренировок и учебных боёв. С одной стороны к ней примыкал массивный дом ланисты, с другой – бараки для рабов, лазарет для раненых и хозяйственные склады. Клеопатре сказали, что всего здесь обитает две сотни человек, из которых сто тридцать – бойцы. Левое крыло считалось женским, а правое – мужским. Гладиаторы жили на обоих этажах в маленьких комнатах, обычно по двое, но лучшие занимали свои комнаты в одиночку, имея больше привилегий. Рабам приходилось ютиться в куда худших условиях – на нарах по десятку и более человек в больших помещениях, впрочем, и там имелись такие, кто пользовался отдельными
С самого утра Клеопатре пришлось тяжко – ей выпало помогать на кухне, где воздух был раскалён как в парилке, а потом тереть полы в длинных коридорах. Краем глаза она видела, как бойцы упражняются на песке, но поднимать голову было некогда. Начальником над рабами служил Феб, старый и костлявый старик, чьё прозвище было горькой насмешкой, ибо он отличался весьма злобным нравом. Несколько раз он ударял девушку палкой по спине, когда ему казалось, что та не слишком усердна в работе.
Покончив с уборкой, Клеопатра прислонилась к длинной стене лудуса, дабы немного передохнуть, тут на неё и налетела Демо, выскочившая из соседней комнатушки. Девушка инстинктивно рванулась, однако, не смотря на прежние занятия в гимнасии, её сил оказалось явно недостаточно, и гладиаторша подняла её в воздух, перетащила как мешок и бросила на кровать в одной из комнат.
– Что тебе надо? – Клеопатра немного испугалась, готовясь к худшему.
– Нужно познакомиться, – она услышала голос Леэны, которая полулежала в углу на изящном ложе. – Ты недавно попала к нам и ещё не предстала перед первыми столпами.
– Но Феб приказал мне вычистить ещё две кладовые.
– Он здесь – никто. В лудусе распоряжаются первые столпы, тебе должны были сказать, – усмехнулась львица. – Если я хочу, чтобы ты была здесь, то ты будешь здесь.
– Ты попала сюда не ради Феба, а для того, чтобы служить нам, – подтвердила Демо. – Лучше тебе дружить с нами, а не чураться словно чужих.
– Разве не хозяин устанавливает порядки?
– Он живёт не с нами, а отдельно. Его порядок – это правила для рабов, слепое подчинение, как в любом лудусе, – пояснила Демо. – Однако, чтобы жить тут по-человечески, нам нужны и свои порядки, которые выгодны нам, а не кому-то извне. Сатир может закрыть на это глаза.
– Сатир купил тебя, а он умеет выбирать рабов, – сказала Леэна. – Зачем он купил тебя? Что ты умеешь?
– Я вам не цирковая лошадь, – возмутилась Клеопатра. – Я ничего такого не умею, и я не должна быть рабыней.
– Интересно. Это слова свободной. Ты не родилась рабыней и попала в неволю не так давно. Как ты умудрилась оказаться в рабстве? – заинтересовалась львица, сев на ложе и придвинувшись к девушке поближе.
Сейчас Клеопатра смогла рассмотреть чемпионку лудуса и её подругу как следует. Она поймала себя на мысли, что совсем не боится Демо – не смотря на ремесло бойца, фракиянка не производила впечатления жестокого человека. Леэна же вызывала у девушки настоящий ужас, ибо в памяти всплывали картины прошедшего боя и её противница, залитая кровью. В движениях и взгляде львицы было что-то хищное, хотя нельзя было отказать ей и в красоте. Глаза её приковывали к себе пронзительной голубизной, но в этом цвете не было теплоты, лишь холодная ярость. Лицо с точёными скулами и светлая кожа выдавали германскую кровь, над правой бровью и пониже рта виднелись два старых шрама; золотые волосы струились ниже плеч, распущенные без всякой причёски. Её сильное тело было покрыто татуировкой в кельтском стиле – животные переплетались в изысканном узоре, а отрубленные головы висели на ветвях дерева как украшения.
– Долгая
– Послушай меня внимательно, – голос Леэны был спокоен и тих. – Ты думаешь, что мы относимся к тебе как к существу низшего сорта из-за твоего положения, но это не так. Для меня не важно – рабыня ты или свободная, мне важнее другое – будешь ли ты частью семьи, будешь ли отдавать себя ради твоих сестёр. Для начала ты должна рассказать нам всё без утайки, открыть свою душу так, будто мы самые близкие тебе люди.
– А это именно так и есть, – вставила Демо.
– Сделай свой выбор сейчас, – продолжала львица. – Откроешься ли ты перед нами или сочтёшь нас недостойными? Станешь ли нашей сестрой или останешься просто рабыней?
– Что вам рассказать? – голос девушки чуть дрогнул.
– Ты видела мой бой, – догадалась Леэна. – Я чувствую в тебе страх. Не путай Игру с жизнью, малышка. Она была уже мертва. Та женщина, Агава… Я не стала ждать вынесения приговора и сама пресекла её жизнь, ибо кровотечение было уже не остановить. Я убиваю на арене, но здесь я отношусь к своим сёстрам с любовью и вниманием, ко всем прочим же – по справедливости. Некоторые упрекают меня в суровости, но никто не может оспорить, что я воздаю каждому по заслугам.
– Истинно так, – поддакнула Демо.
– Теперь говори, и можешь не торопиться, – львица закинула ноги на кровать и прислонилась к стене. – Я люблю длинные истории, особенно если рассказывают хорошо.
– Моя мало похожа на увлекательный роман, – немного смутилась Клеопатра, – ибо она горька и с печальным концом. Я родилась в Херсонесе, жемчужине Тавриды, как говорят, и семья моя была не из последних, так как отец владел несколькими судами, что ходили с товарами до самой Азии и даже Египта. Мать я потеряла рано, потом старший брат уехал по торговым делам в Италию, да там и остался, поэтому отец стал брать меня с собой в плавания, а я любила море и совсем не возражала. Мы ходили по Эвксинскому Понту, я видела новые города… Это случилось в наше четвёртое совместное плавание, когда корабль встал на якоре близ Ольвии.
– Дай-ка угадаю. Неужели пираты? – вставила фракиянка.
– Да, ты весьма прозорлива. Ночью они подошли на маленьких судах и навалились внезапно, у нас не было ни единого шанса.
– Что было дальше? – львица взглянула прямо на девушку, словно желая понять, скажет ли та всю правду или не сможет открыться.
– Это был ужас. Они убили некоторых из нас… мой отец получил тяжёлую рану в самом начале нападения, и я держала его у себя на коленях. Они сказали, что за него можно взять большой выкуп, и разрешили мне ухаживать за ним, чтобы он не умер. Корабль разграбили, потом сожгли… Три дня в маленьком гроте на берегу я старалась не дать ему умереть, однако жизнь всё же покинула его. Они гнали нас сначала по суше, потом посадили на судно, и, наконец, мы прибыли в город, – Клеопатра говорила почти отстранённо, чувствуя, что всё в ней уже перегорело.
– И как же они продали вас? – спросила Леэна.
– В трюме, когда мы ждали своего часа, кто-то шептался, что нас могут продать в рабство, но я сказала, что это невозможно, ибо мы – римские граждане, либо жёны и дети римских граждан. Один из пиратов только рассмеялся, он уверил нас, что наместник провинции признает нас всех разбойниками, захваченными в плен, и все мы по закону обратимся в рабов. Мне казалось, что такого не бывает, но так и случилось. Никому из нас не дали свидетельствовать перед властями, всех бросили на площади, стражники избили нас, а магистрат обнялся с предводителем пиратов… всех нас признали разбойниками, убийцами и беглецами.