Эффект бабочки в СССР
Шрифт:
— Тася-а! — я подхватил ее вместе с чемоданом и теплым пальто, которые она держала в руках, и принялся целовать.
— Уи-и-и-и! Пусти, Гера, люди смотрят! — попыталась сопротивляться Тася, но глаза ее смеялись.
— Люди одобряют, — снова потянулся к ней я.
Народ и вправду улыбался и одобрял. Ну, что может быть более правильным и романтичным, чем пара влюбленных, которые встречаются в аэропорту?
— Пойдем? — спросил я и подал девушке руку.
— Пойдем! — согласилась она.
Мы зашагали к выходу едва ли не вприпрыжку, сдерживая желание начать болтать туда-сюда
— Тепло у вас! — Тася с сожалением посмотрела на свои сапоги и пальто. — Я как-то не подумала, что на юг еду. У нас — плюс два по Цельсию и сплошные дожди. Я и приоделась соответственно...
— Ну, это можно легко поправить! — обрадовался я случаю сделать невесте приятное. — Нынче твой кавалер на коне и при деньгах! Поехали в ГУМ или в ЦУМ, или вот, недавно новый универмаг открыли — "Беларусь". Говорят — неплохой ассортимент... Но есть один нюанс.
— М? — подняла бровь она.
— Это не конь, это — "козел", — сказал я, остановился перед УАЗом и с галантным хрустом отворил перед Тасей пассажирскую дверцу. — Карета подана, ваше высочество, и будьте уверены — в тыкву она не превратится.
Таисия рассмеялась и, нарочито задев меня бедром, грациозно села на пассажирское сиденье.
— Это твоя лягушонка в коробчонке едет! — подмигнула она. — Садись, кавалер!
Вот уж точно — не вещь красит человека, а человек — вещь. Мэрлин Монро в мешке из-под картошки устроила как-то сногсшибательную фотосессию, а моя Тася одним своим появлением превратила "козлик" в стильный ретро-внедорожник. Ну ладно, ладно — я тоже здорово привел его в порядок при помощи Анатольича в последнее время, любители "тазов" бы позавидовали, но — наличие потрясающе красивой девушки на переднем сидении рядом со мной заставляло каждого встречного-поперечного провожать машину взглядом.
— Значит — в ЦУМ? — улыбнулась Тася. — Устроить тебе модный показ?
— Если ты не устала за перелёт...
— А я спала всё время, размяться будет в самый раз!
— Тогда — категорически да! — я посматривал на ее ноги, затянутые в "дедероновые" гэдээровские дорогущие колготки, и едва ли не мурлыкал.
— Гера! Думай потише, ты меня смущаешь! — она и вправду раскраснелась и одернула платье. — Такое чувство, что ты не нарядить меня хочешь, а совсем даже наоборот!
— Так оно как бы сначала одно, а потом как бы другое... — внимание на дороге сконцентрировать удалось с трудом.
— Ты транжира и мот, — сказала Тася, когда мы наконец вышли из ЦУМа, нагруженные покупками. — Черт знает, сколько денег потратил. Заставил меня купить ВСЁ! И как ты этих продавщиц разводил, а? Откуда они импорт таскали?
— Что есть деньги? Пыль! — махнул я рукой, вспоминая, сколько "пятерок" рассовал в предприимчивые руки работников торговли. — Деньги не главное.
— А что главное? — поинтересовалась девушка, раскладывая свертки на заднем сидении, очень привлекательно при этом изогнувшись.
— Чтобы человек был хороший, — тут же откликнулся я. — Главное, чтобы человек был хороший, так же говорят?
— Эм-м-м-м…Это всё, конечно, замечательно, но потратить три оклада журналиста за день на тряпки? Гера, ты ограбил банк?
— Ничего я не грабил. Остатки былой роскоши, вознаграждения за найденный клад. Ну, и подкопил кой-чего, гонорары в «Комсомолке» не чета нашим, маяковским.
Я открыл пассажирскую дверь, сделал приглашающий жест рукой и снова с удовольствием понаблюдал, как она садится в машину. Потом сам сел за руль, включил зажигание и тронулся с места.
— Мне, конечно, приятно, но… — нерешительно начала она, но была мной решительно перебита.
— Что — но? На что мне деньги тратить-то? Какое вложение может быть лучше, чем комфорт и привлекательность любимой женщины? — я правда так считал.
Такие траты были бы несусветной глупостью, если бы наши с Таисией отношения являлись обычной интрижкой или пресловутым курортным романом. Это можно было бы назвать «спустил на баб», вполне.
Но я ведь твердо решил: Тася — моя. И, ясное дело, я хотел, чтобы моя спутница была веселой, красивой и благодарной. Это, знаете ли, здорово мотивирует — когда рядом с тобой находится веселая, красивая и благодарная женщина. Ну, там, хочется ради нее завоевывать мир, сворачивать горы, забивать гвоздь и ударять пальцем о палец.
Тактика чмырения собственной девушки/супруги до состояния серокожего зомби с невнятной фигурой и мешками под глазами — самая отвратительная ересь, которую только можно придумать. Эдакий альфа-самец потом смотрит на свою измочаленную семейной жизнью подругу и думает: «Фу. Как она постарела, как ее придавил быт!» И начинает пялиться на других женщин. А иногда не только пялиться. Псина, это ты сделал ее такой! Кривил рожу, когда она ходила на йогу или в бассейн, цыкал зубом, ожидая лишние пятнадцать минут с маникюра или эпиляции, ни разу не подумал о том, что можно бы и с ребенком побыть, а жену отпустить проветриться…
Между прочим, это работает в обе стороны. Превращая мужа в домашнюю скотину, не давая ему возможности почувствовать дух приключений, проявить пусть дурацкую, но инициативу, запиливая супруга за купленный на заработанные ЕГО тяжким трудом деньги электролобзик или охотничье ружье, женщина просто обрекает саму себя через пару лет задать спутнику жизни извечный вопрос: «Ты вообще мужик или не мужик?» Овощ он, а не мужик. И это ты его таким сделала!
— Я? — удивилась Тася. — Ничего я не делала! Я вообще-то тебя за всю эту твою дичь и полюбила. Делать мне больше нечего — одомашнивать Геру Белозора… Гера -это такой кот, который гуляет сам по себе. Но хороший кот всегда находит дорогу к дому, м?
— Погоди, я что, всё это вещал вслух? Ёлки… Прости, Тась.
— Чего — «прости», глупый? Всё правильно изложил… Приятно, что ты такой сознательный. У меня только один вопрос остался.
— И какой? — похолодел я.
— В Дубровице что, есть йога? Ну, преподаватель есть? Тренер?
— Да-а-а, был, кажется, один… И вообще, это так, к слову пришлось. Дело ведь не в йоге, дело в самом принципе — загнобить, а потом поглядывать на других, тех, которых не загнобили, — Штирлиц никогда не был так близок к провалу.