Эффект бабочки в СССР
Шрифт:
А вообще — строить планы мести было некогда, кровь хлестала будь здоров, башка слегка кружилась. Выручил шемах — я прижал его к ране и добрел таким образом до лифта. Чисто вприкидку нажал кнопку с цифрой "9". Конечно — не попал, пришлось спускаться на два этажа вниз, и одним глазом рассматривать номерки на дверях! Пока нашел искомый, и пришлось дважды складывать шемах пополам, потому что заляпать подъезд не хотелось.
Наконец, у двери бардового дерматина с золотыми гвоздиками я остановился:
— Тук-тук-тук ту-у-ук ту-у-ук ту-у-ук! — дочь
— Кто там? Войдите! — раздался звонкий, приятный, любимый голос.
И я взялся за ручку, и толкнул дверь, и вошел.
Здесь явно шел ремонт! Пахло свежими обоями, мелом, клеем-ПВА..
— Мама, мама, это одноглазый Гера Белозор с медалью пришел! — Васька выглянула из-за угла, обалдела, увидев меня, и кинулась обниматься.
– Уи-и-и! Привет, Гера Белозор, а что у тебя с глазом?
— Привет, Василиса! Ого, какая ты тяжелая! С глазом — порядок, это мне дверью в лоб стукнули когда я к вам шел... Какой-то придурок в синей олимпийке.
— Плидуёк в олимпийке? Ой! Мама, а чево Гела Белозол такой челный? — Аська тоже выбежала навстречу, но подойти ближе не решалась, терлась около шкафчиков и переминалась с одной босой ноги на другую.
Она тоже подросла и вытянулась, соломенные волосы малышки были растрепаны во все стороны, как у домовенка Кузи, а трусы и условно белая маечка явно носили следы ремонта: по крайней мере разноцветных пятен на ткани было полным полном.
— Дети, кто там? Что вы там кричите, я ничего не... — Тася появилась с кухни и глаза ее широко раскрылись, брови взлетели вверх: — Гера?!
Я на секунду даже забыл про разбитую башку!
...Занавесок на окнах еще не повесили, а потому желтый солнечный свет легко проникал в просторную квартиру. Яркие лучи выгодно очерчивали манящий силуэт девушки, проникая под легкую материю свободной рубашки. Короткие шортики, не скрывающие сильные, стройные ноги, выбивающиеся из-под газетной "треуголки" пшеничные локоны, и эти необыкновенные, сверкающие глазищи — черт возьми, да я сам себе завидовал!
— Та-а-ак! — обаятельная и хозяйственная ремонтница вдруг очень резко перешла в режим грозной валькирии, и глаза ее приобрели тот самый, пугающий цвет крыжовника: — Белозор! В ванную! Вася — табуретку! Ася — полотенце!
Как в той сказке: махнула правым рукавом, махнула левым рукавом... Всё как-то резко закрутилось, и вот я уже сидел посредине весьма симпатичной, но небольшой ванной и пялился конечно же не на панно из декоративной плитки. Рубашка моя мигом улетела прочь, майка — тоже, чтобы не заляпать кровью, и Таисия профессионально-безжалостными движениями принялась штопать меня, доставая из появившейся из воздуха аптечки различные орудия пыток.
— Сдуреть можно! — приговаривала она. — Я его жду, плачу у окошка долгими тоскливыми ночами, ремонт делаю в компании двоих детей, мечтаю, что встречу его как образцовая хозяйка и жена, а он приперся, напугал, заляпал всё кровищей... Та-а-ак, а это что?
Ее твердый пальчик ткнул меня в ребра — как раз там, где прошлись по бронежилету осколки.
— Оуф! — сказал я.
— Мама, мама, не бей Гелу Белозола, он вон какую класивую саблю плинес! Как у Мальциса-Кибальциса!
Ася стояла в дверях ванной с огромным хайбером в руках! И как она только вытащила его из чехла, там ведь всё было перемотано изолетной в семь слоев! Я в Алма-Ате задолбался упаковывать этот ятаган, и документы оформлять на сей "сувенир". Справился не без помощи корейских товарищей...
— Гос-с-сподитыбожемой! — Тася одним резким движением выхватила смертоносную железяку из рук дочери и зашвырнула ее в антресоль, которая нависала над головой в коридорчике, у самой двери ванной. — А ты сиди, молчи и не двигайся! Ни звука!
Ее глаза метали громы и молнии, но руки продолжили обрабатывать рану. Наконец, последний пластырь был наклеен поверх зашитого рассечения, и родная-любимая Тася очень классно сдула со лба выбившуюся из челки непослушную прядку. Я просто млел от этой ее привычки. Кажется — беда миновала?
— Ма-а-ам, а что такое "спа-се-ни-е у-то-па..." — по слогам начала читать Василиса. Ничего себе, умеет!
— Ва-а-ась... — тон Морозовой стал обманчиво добрым. — А ты где это прочитала?
Я весь сжался в предвкушении дальнейшего развития событий. Голос старшей девочки раздался из-под табуретки, на которой сидел я!
— Ма-а-ам, тут на рубашке у Геры Белозора медаль висит...
— Какая еще медаль? И вылезай оттуда немедленно!
— Ну, медаль за спа-се-ни... — Вася протянула маме медаль и шмыгнула прочь из ванной. — Ася, пойдем еще порисуем на обоях, пускай они сами разбираются... Гера уже приехал, уже всё хорошо будет!
Какая, однако, разумная девочка растет! Ужас просто!
А прекрасная мама разумной девочки взяла в руки медаль, вдруг села мне на колени, посмотрела сначала на мою растерянную физиономию, потом на награду... И оттенок ее глаз постепенно стал меняться на естественный изумрудно-зеленый, а брови — перестали хмуриться.
— Хи! — сказала она. — Боже мой, до чего ж я рада тебя видеть!
— Иди сюда, — сказал я и притянул ее к себе, и коснулся наконец ее губ своими губами...
— Осторожно, шов разойдется... — и вопреки своим словам, Тася ответила на поцелуй.
Кажется, я выпал из реальности — или наоборот, вернулся в нее. Афган, война, интриги, шпионские игры — это всё осталось за бортом. Теперь я был там, где во мне действительно нуждались! Я был дома!
— Ва-а-ася, а пациму Гела Белозол и мама целуюца?
— Ася, потому что они скоро поженятся и будут муж и жена, значит им можно целоваться!
— Гела Белозол будет нашим папой?
— Нет, папа у нас был один, не бывает двух пап! Гера Белозор будет нашим другом, — Василиса в своем аккуратном платьице и с косичкой была похожа на учительницу начальных классов.